[ПИСЬМО СВЯЩЕННИКА ГОГОФА В НЕМЕЦКУЮ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКУЮ ГАЗЕТУ]
Уважаемая редакция газеты «Фольксштаат»!
В передовой статье № 114 Вашей газеты от 21 ноября Вы снова приводите выдержку из одной изданной Вами брошюры, которая носит заглавие «Парламентская деятельность германского рейхстага и ландтагов и социал-демократия».
В этой выдержке имеется, между прочим, утверждение, что в тех случаях, «когда дело касается порабощения народа, его одурманивания и ограбления, государство и церковь оказывают друг другу братское содействие»; христианское духовенство и современное государство «соединяются воедино, когда речь идет об угнетении народа»; духовенство всюду существует «для того, чтобы тянуть народ назад, к варварскому состоянию».
Так как я не только состою членом католической церкви, но принадлежу также к духовенству и, как священник, обязан носить одежду, которая всякому встречному указывает на мою принадлежность к католическому клиру, то согласитесь, что вышеуказанные обвинения лично и специально затрагивают меня и крайне компрометируют перед всеми читателями «Volksstaat»’a, с которыми мне приходится встречаться. Ввиду этого я считаю себя вынужденным обратиться к Вашей справедливости и просить Вас представить для ознакомления Ваших читателей нижеследующие оправдания в защиту моей личности. Думаю, что я тем более должен и смею этого требовать, ибо у меня, кроме моей чести и доброго имени, нет ровно ничего. Таким образом, ко мне в полном смысле слова применимо изречение: «Честь потерять — все потерять!»
Вы противник католической религии, Вы также противник либеральной буржуазии. Когда наемные писаки этой последней упрекали Вас в грехах «телькеанцев», то Вы громко кричали о совершенной по отношению к Вам несправедливости и вполне правильно указывали на то, что нельзя делать социализм ответственным за действия отдельных лиц, называющих себя социалистами. Вы отвергали всякую общность с газенклеверами и гассельманами*. К своему великому удивлению, я вижу, однако, что по отношению к католичеству и католическому духовенству Вы впадаете в ту же самую ошибку, за которую так резко нападали на либералов. Церковь Вы делаете ответственной за ошибки, а религию — за недостатки и грехи ее последователей. Вину отдельных лиц Вы взваливаете на все общество; Вы осуждаете виновных наравне с невинными. Назовите мне какой-нибудь порок или недостаток — если он не коренится в природе всех смертных,— какую-нибудь несправедливость или гнусность, которые не осуждали строго и не воспрещали бы христианская религия и учение церкви. Назовите мне хотя бы что-либо, что, по Вашему мнению, считается постыдным и недостойным, что Вы стремитесь уничтожить и что в то же время не подлежало бы уничтожению и искоренению на основании учения христианской религии, если бы таковое исполнялось. Назовите мне также что-либо хорошее, благородное, желанное, какую-либо добродетель, которая не процветала бы там, где исполняются заповеди христианства. Этого Вы, конечно, сделать не можете! И поэтому-то Вы должны признать, что вина за то зло, которое Вы клеймите, лежит не на католицизме, не на религии или церкви, а на людях.
*Тельке, Гассельман и Газенклевер вместе со Швейцером являлись в конце 60— начале 70-х годов представителями социалистического направления в Германии, основателем которого был Лассаль и которое господствовало в так называемом «Всеобщем германском рабочем союзе». Лассальянцы не были последовательными марксистами, допускали ряд теоретических и тактических ошибок реформистского порядка. Эти ошибки неоднократно подвергали критике К. Маркс и Ф. Энгельс. В. Либкнехт и А. Бебель были представителями другого направления в германском рабочем движении — так называемой партии эйзенахцев, боровшейся с реформизмом лассальянцев. В 1875 году на съезде в Готе лассальянцы и эйзенахцы объединились в Социал-демократическую партию Германии. Однако эйзенахцы, проявив непоследовательность, допустили при этом ряд отступлений от важнейших теоретических положений марксизма, за что были резко раскритикованы К. Марксом. (См. его работу «Критика Готской программы»). — Ред.
Разве Вам не известно, что тысячи, десятки тысяч и миллионы католических христиан и священников в течение 1800 лет буквально исполняли слова Христа: «Если ты хочешь быть совершенным, иди, продай все, что имеешь, раздай нищим и следуй за мною»? Разве Вы не знаете, что Франциск Ассизский, Винцент из Паулы и множество других собирали для бедных миллионы талеров, что они все свое имущество отдавали нуждающимся и голодным, сами же из любви к богу и своим ближним добровольно избирали удел нищеты, чтобы быть бедными вместе с бедняками? Разве Вам не известно, что этому примеру следуют и в настоящее время тысячи и сотни тысяч христиан и священников?
И если, например, брат епископа фон Кеттелера меняет гусарский ментик на грубое одеяние монаха и веселую жизнь офицера на строгий монашеский устав; если прилежный студент, изучив все философские системы от Сократа и Пифагора до Шопенгауэра, Фейербаха, Лассаля и Маркса включительно, приходит к выводу, что католицизм является самым лучшим, самым совершенным из учений, если он становится затем богословом и священником, чтобы приложить все свои силы для распространения этого единственно истинного учения,— то что, спрашиваю я, дает Вам право сомневаться в искренности и чистоте их намерений и обвинять их в «своекорыстном лицемерии»?
Когда такие обвинения со стороны противников социализма выдвигаются против господ Либкнехта и Бебеля, то, исполненный глубокого негодования, Вы указываете на то скверное положение, в которое попали лишь потому, что исповедуете свои принципы. Так вот, меня тоже волнуют подобные обвинения, и я точно так же надеюсь ослабить их простой ссылкой на нищенское положение большей части католического духовенства. Если не считать школьных учителей и ночных сторожей, то вряд ли найдется какая-нибудь профессия, которая оплачивалась бы хуже профессии низшего католического духовенства. Я мог бы доказать, что в материальном отношении я обеспечен гораздо хуже какого-нибудь лакея или горничной. Но ничтожность доходов— еще наименьшее из зол: ненависть и преследование, насмешка и издевательство — таков в настоящее время удел католического священника! *
*Гогоф намекает здесь на политику так называемого «культуркампфа», на законы, принятые германским рейхстагом в 1872 и 1873 годах и направленные против католического духовенства. В соответствии с этими законами духовенство лишалось права надзора за школами, ему запрещалась политическая агитация, вводился контроль за назначением священников на церковные должности и т. п. Подобная политика правящих кругов по отношению к церкви была временным явлением и не имела никакого отношения к борьбе с религией. «Культуркампф» отражал борьбу Бисмарка против антипрусских настроений в католических районах Германии (Юго-Запад, Эльзас-Лотарингия и др.).— Ред.
Итак, никогда не упускайте из виду изречения: «Не делай другому того, чего не желаешь, чтобы делали тебе». Быть может, теперь Вы поймете, что нельзя обвинять в лицемерии и своекорыстии все католическое духовенство, но тогда Вы скажете, что во всяком случае те из них, кто относится к своему делу серьезно и честно,— ни более ни менее, как сумасбродные мечтатели и глупцы. Если бы Вы сказали так, я мог бы, пожалуй, еще оправдать Вас. Но и в таком случае я считал бы совершенно непонятным для себя, почему социалисты удивляются и жалуются, когда их награждают такими же почетными титулами. До сих пор я полагал, что редакторы «Volksstaat»’a обладают большим чувством справедливости и приличия, чем их коллеги из официозной и либеральной печати; в противном случае я не написал бы этой маленькой защитительной речи и не отправил бы ее Вам. Я надеюсь, что не ошибся в своих расчетах.
Вильгельм Гогоф, священник.
22 ноября 1873 года, Гюффе, близ Ольдендорфа.
[ОТВЕТ БЕБЕЛЯ ГОГОФУ]
Милостивый государь!
В № 9 Вы поместили свое открытое письмо, в котором в качестве служителя церкви Вы выступаете против критики церкви и религии в брошюре «Парламентская деятельность германского рейхстага…». Ваша защита требует ответа, и ответа именно от меня, как автора этой брошюры. В том, что этого не произошло раньше, виновата моя продолжительная болезнь, которая мешала мне писать. Если мой ответ окажется несколько длинным, то из этого Вы сможете только заключить, что я считаю Ваши возражения достаточно важными и значительными, чтобы разобрать их обстоятельно.
Вы чувствуете себя лично затронутым и оскорбленным некоторыми местами моей брошюры. А между тем если бы Вы еще раз прочли эту брошюру, то сами не нашли бы в ней никаких оснований для личного оскорбления. Духовных особ я не затрагивал. Я никогда не сомневался в том, что и среди «служителей церкви имеется известное число лиц, которые относятся к своему призванию с искренним и честным убеждением». Тем менее мог бы я отрицать это, что мне несколько знакомы те подготовительные заведения, в которых, так сказать, кладется закваска, воспитываются для «служения церкви» юные и не искушенные еще души. Пойду еще дальше. Я согласен, что имеются тысячи людей, стоящих даже на высших ступенях образования, которые душой и телом преданы церкви и ее учению. Допускаю, что существуют тысячи и десятки тысяч, что существовали даже миллионы людей, которые ценою всевозможных жертв старались и стараются при помощи церкви спасти свою душу. Но разве это говорит сколько-нибудь против развиваемого мною положения? Прямо-таки ничего, абсолютно ничего. То же самопожертвование, то же самобичевание и самоотречение, та же фанатическая вера, которые связываются у миллионов людей с христианством,— все эти свойства проявлялись одинаково среди миллионов последователей иудейства, буддизма, учений Конфуция и Магомета. Все эти миллионы с не меньшим правом, чем Вы, могут указывать на успехи своей религии, на жертвы своих верующих.
Если бы кто-нибудь вздумал при помощи статистики доказать, в какой именно религии миллионы людей наиболее ревностно верили, радели для веры и боролись за нее, в какой из религий имели место наибольшее самоотречение, наибольшее самобичевание и наибольшее самопожертвование, то не подлежало бы никакому сомнению, что религия Будды во всех отношениях превзошла бы католицизм и христианство вообще.
Следовательно, по Вашей же собственной оценке религии, именно буддизм должен был бы считаться наиболее истинной и настоящей из религий. И я со своей стороны не совершу большого греха, если добавлю, что, несмотря на все это, буддизм в такой же степени, как и христианство, только стеснял и подавлял стремление человечества к свободе и самостоятельности. Но, в силу учения Вашей церкви, Вы должны считать буддизм учением ложным, превратным и еретическим. А между тем весьма легко доказать, что буддизм не только равен христианству в смысле строгой нравственности, но даже сами нравственные требования, а также многие обряды и догмы заимствованы христианством у более древнего буддизма, который возник на 400 лет раньше христианства.
Теперь мы подходим к главному пункту вопроса. Что же такое христианство? Ответ: как и всякая другая религия, оно есть творение человека. На низшей ступени своего развития человек не имел почти никакого ясного представления о природе и ее явлениях; одни из них были полезны ему, другие приносили вред. Он не обладал никаким понятием о положении своем как человека, и все непонятное, что совершалось вокруг него, приписывал разным сверхъестественным существам. Существа эти создавали, по его мнению, необъяснимые явления по своему капризу или произволу. И вот, чтобы снискать их милость и настроить их в свою пользу, человек старался повлиять на них просьбами, молитвами, церемониями и жертвоприношениями. В зависимости же от развития народа — которое прежде всего определяется материальными условиями его существования, а затем условиями производительности почвы и климата— непонятные силы природы, как сверхъестественные существа, наделяются различными свойствами и образами.
Сообразно с этим создаются и способы поклонения этим существам, которые вскоре усложняются и развиваются. А так как от точности и добросовестности исполнения религиозных предписаний зависел успех или неуспех человека у верховных существ, то исполнение этих предписаний должно было быть передано в ведение лиц, посвятивших себя исключительно религиозным обязанностям.
Само собой разумеется, такими лицами могли быть лишь умнейшие и наиболее сведущие; а потому весьма понятно, что они скоро становились и господствующими. Так возник класс священнослужителей (жрецов), который при поддержке господствующих классов каждого отдельного народа, как это наблюдалось всюду, успел в короткое время значительно расширить свое могущество. Стараясь при этом вселить и укрепить в народе веру в важность своего назначения и в свою необходимость, духовенство тем самым приобретало возможность препятствовать всякому проникновению света, всякому дальнейшему развитию человечества.
Наряду с незнанием природы и ее явлений на сознание человечества действовали также гнет и насилия со стороны собственных повелителей или чужих народов и их повелителей. Последнее нередко рассматривалось как заслуженное наказание за свершенные грехи и еще более побуждало к религиозным упражнениям. Часто в тех случаях, когда народ чувствовал себя неспособным своими собственными силами избавиться от гнета или насилия, в нем зарождалась надежда на неземного спасителя, мессию, который в награду за верное служение высшему существу должен появиться и освободить народ. Эта и подобные идеи с большей или меньшей определенностью встречаются почти у всех древних народов. Особенно устойчиво идея эта, благодаря историческому развитию малоазиатских и пограничных африканских народов, удерживалась в иудействе, из которого впоследствии возникло христианство. Христианство появилось отнюдь не в виде готовой, вполне определившейся религии, как нас обыкновенно учат. Оно развивалось лишь постепенно, шаг за шагом, пока из религиозного построения не превратилось в законченное религиозное учение, применимость которого для угнетения человечества скоро была понята господствующими классами. Христианство столь же мало ведет свое происхождение от «божественного откровения», как и все другие известные религиозные системы — иудейство, буддизм и магометанство. Основатели этих учений с такой же решительностью подчеркивали, что они являются божественными посланниками, как и мифический основатель христианской религии. И, как известно, сотни миллионов последователей, которых приобрели себе учения Будды, Конфуция и Магомета, так же горячо убеждены в том, что основатели этих учений являются божественными посланниками, как и христиане относительно Иисуса Христа.
Я не занимался, как говорите Вы о себе, изучением философских систем от Сократа и Пифагора до Шопенгауэра, Фейербаха, Лассаля и Маркса включительно. Кстати, относительно двух последних я должен заметить, что им никогда и в голову не приходило создавать философские системы. Таким образом, философские системы Лассаля и Маркса Вам следовало бы вычеркнуть из сокровищницы своих научных знаний *. Но я немного занимался историей культуры и естественными науками и нахожу, что для мозга, способного мыслить и знакомого несколько с исследованиями и открытиями естественных наук, довольно-таки трудно поверить в христианство как в самое лучшее и самое совершенное из учений. Факты, установленные естественными науками относительно происхождения и возраста Земли, относительно происхождения и развития человека, отнимают у христианства почву, на которой оно стоит, и приводят его к падению. Кроме того, Вам должно быть так же хорошо известно, как и мне, что история возникновения и развития христианства не слишком уж свидетельствует о божественном происхождении этого учения. Бесчисленные ссоры, раздоры и споры, а также взаимные гонения практиковались в довольно-таки безобразном виде уже среди первых христиан. И во всех этих «добродетелях» преуспевали как раз те, которые в качестве «учителей и служителей церкви» должны были бы подавать пример совершенно противоположного.
* Бебель хочет подчеркнуть здесь коренное отличие философии марксизма от философских систем прошлого, которые были оторваны от интересов классовой борьбы широких народных масс и пытались навязать естественным наукам свои умозрительные построения. С возникновением марксизма этой философии приходит конец. Философия марксизма глубоко диалектична; обобщая данные естественных и общественных наук, она изучает наиболее общие законы развития природы, общества и мышления и является теоретическим оружием пролетариата в его борьбе за преобразование общества, См. об этом работу Энгельса «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии».— Ред.
Христос, личность которого весьма неясна, об учении и речах которого не существует ни единого слова, написанного им самим, стал почитаться как богочеловек лишь спустя долгое время после своей смерти. В течение целых столетий тянулся между последователями Христа спор о том, равен ли он богу или только подобен ему.
Вопрос этот был решен лишь в 325 году на вселенском соборе в Никее. Здесь представители обоих спорящих направлений сначала, за недостатком доказательств, занялись взаимными упреками и перебранками. Когда же это ни к чему не привело, они прибегли к форменной потасовке, в результате которой в конце концов и удалось окончательно установить двуединство бога и Христа. Христианским пастырям того времени надо было во что бы то ни стало создать определенный взгляд на отношение Христа к богу, потому что спор между священниками начинал охватывать и паству, грозя ввести в соблазн наиболее здравомыслящих и думающих. Это был первый большой шаг для обоснования христианской церкви, т. е. для подчинения масс интересам господствующих классов, сделанный христианским духовенством.
В некотором противоречии с христианством Запада, среди восточных христиан стало развиваться учение о божественной троице, которое встречается также в некоторых древних религиях, как, например, в религии египтян. Это грозило церкви новой опасностью. И вот 56 лет спустя, в 381 году, на вселенском соборе в Константинополе вместо двуединства божества была установлена триипостасность его, т. е. троица, причем в качестве третьего лица в этом божественном союзе был признан святой дух. Вот Вам простая и далеко не божественная история происхождения святой троицы, этого важнейшего из догматов христианской церкви. Согласитесь, господин священник, что чисто человеческое прошлое, подобное только что описанному, очень мало способствует утверждению веры в божественное происхождение христианства. Только огромным невежеством и незнакомством с миром, природой и ее явлениями, которыми отличалось, да, к сожалению, и теперь отличается еще человечество, можно объяснить, что установленный подобным образом догмат нашел себе миллионы последователей. Существование до сегодняшнего дня этих миллионов последователей только потому и оказалось возможным, что придуманные на вселенских соборах догматы, по поводу которых так много спорили и ссорились, были в интересах церкви и государства вдолблены, так сказать, в головы человечества как «божественное откровение» и люди всасывали их с молоком матери. Если даже во второй половине XIX века находятся еще сотни тысяч голов, которых волнует вновь высиженная догма о непогрешимости папы, то не следует удивляться тому, что в течение почти двух тысячелетий большая часть человечества могла верить в откровения и чудеса христианства.
То же самое, что произошло со святой троицей, которую придумало духовенство, случилось затем и с поклонением святым. В первом столетии в церквах не допускались никакие изображения, и церковным собором в Эльвире торжественно было запрещено «изображать на стенах предметы почитания и поклонения». Евсевий и Хризостом, два знаменитых отца церкви, которые жили около 390 года н. э., считают употребление икон идолопоклонством. Но позже поклонение святым и почитание икон и священных предметов в христианской церкви стало практиковаться с таким же усердием, как и у самых отъявленных «язычников», а в настоящее время у католиков оно превратилось даже в культ.
Столь распространенные в христианской церкви четки суть подражание тому же обычаю древних египтян и буддистов, ибо четки употреблялись еще у язычников.
Крещение детей практиковалось в старину как религиозное предписание лишь восточных и германских народов. Только в четвертом столетии оно было введено во всеобщее употребление христианским духовенством и в настоящее время преподносится верующим как «установленное богом таинство». Причастие, которое является охристианением иудейского праздника пасхи, приобрело свое настоящее значение тоже довольно поздно. В символе веры, составленном на Никейском соборе в 325 году, о нем нет ни единого слова. Впоследствии иудейский праздник пасхи был превращен в христианскую пасху.
Вера в дьявола, которая играет такую большую роль в христианстве и в особенности в протестантизме и которая в XVI и XVII столетиях была причиной возмутительнейшего сожжения ведьм, также взята из древних языческих религий.
Вера в загробную жизнь — идея тоже не христианская. Эта вера была распространена у всех народов древности, стоявших на более или менее высокой ступени развития. Она только воспринята христианством и известным образом преобразована и развита им. Идея продолжения жизни после смерти существовала еще у древних греков (смотри песни Гомера), а также у древних германцев (продолжение жизни в Валгале). Вера эта со времен Сократа развивалась греческой философией наряду с идеей о единобожии в противовес многобожию. То же самое произошло и с так называемым «страшным судом», или «судным днем», который упоминается в «священном писании» персов еще задолго до рождества христова.
Спасение человечества посланником высшего существа, приписываемое христианством своему основателю, точно так же не является особенностью христианства. Этому еще в Vl веке до н. э. учили Будда и Зороастр, и даже Сократ намекает на это.
Мы только что указали здесь, что важнейшие догмы и обряды, на которых покоится христианство, заимствованы им из язычества; то же самое можно сказать и о формах христианского и специально католического богослужения. Повсюду мы видим подражание язычеству и нигде не находим даже следов самостоятельной, оригинальной идеи. Жертвенный стол греков и римлян, которые в свою очередь заимствовали все свои обряды у египтян, превратился в христианский алтарь; кресло проповедника превратилось в христианскую кафедру. Цвет и форма священнических облачений переняты опять-таки у египтян. Цвета египетского божества Озириса-дня — красный и белый — и длинные одеяния египетского духовенства и поныне употребляются христианскими священнослужителями всех вероисповеданий. Жезл судящего Озириса превратился в посох христианского епископа, а из рогатого головного убора жрецов Озириса-ночи получилась христианская митра. Даже тонзура католических священников заимствована из богослужения египтян: она служила символом лучезарного бога солнца Озириса, Святая вода, курение благовоний и миропомазание, чаща, музыка и пение, коленопреклонение во время молитвы, поясные поклоны перед святая святых и попеременное пение (антифон) словом, все формы и обряды, которые и в настоящее время играют такую большую роль в христианской церкви,— всё без исключения заимствовано из языческого египетского богослужения.
Точно таким же образом праздник рождения сына солнца был со временем превращен в праздник рождества христова. Древнеязыческий летний праздник, посвященный огню, превратился у христиан в Иванов день, а сирийский праздник весны, праздник кущей у евреев, был заменен праздником св. Михаила. Хорошо известно также, что июльский праздник у германцев вместе с праздником рождения сына солнца у египтян превратились впоследствии в христианский праздник рождества христова.
Сходство между языческими и христианскими религиозными обычаями простирается еще дальше. Художественное изображение сына солнца у египтян вполне соответствует более позднему изображению христианского Иисуса. Склоненная голова, волнистые волосы, кроткое выражение лица, лучистый венец вокруг головы, благословляющие руки являются отличительными признаками как того, так и другого. Изида, богиня неба у египтян, изображенная с сыном солнца, вполне соответствует христианской пречистой деве с венцом из лучей или звезд вокруг чела и с младенцем Христом на руках или на коленях. В некоторых местах Южной Германии можно и сейчас встретить божью матерь, изображенную в виде мавританки,— указание на родство с египетскоафриканским мировоззрением.
Так как христианское учение является не чем иным, как конечным выводом из философских воззрений древности от Сократа до Платона * , то и формы богослужения, которые практикуются в настоящее время, особенно у католиков, заимствованы почти целиком из обрядов и символов языческого богослужения.
* Бебель допускает здесь неточность. Конечно, христианское богословие глубоко родственно идеалистическим учениям Сократа и Платона с их верой в иллюзорность настоящего мира и посмертное переселение человеческих душ в «царство теней». Однако конкретные формы христианской догматики и обрядности сложились и оформились, как правильно отмечает сам Бебель, под влиянием и на материале более древних, языческих религиозных верований и обрядов, существовавших у египтян, персов, греков и т. д.—Ред.
Таким образом, христианство, подобно всякой другой религии, является лишь духовным осадком пережитого культурного периода, для которого прежние существовавшие до тех пор религии уже отжили свой век. Оно есть создание человечества, ни более, ни менее. Христианство слагалось и развивалось под прямым и непосредственным влиянием нравов, обычаев и прежних религий тех стран, в которых оно вводилось. В Армении главный храм богини луны Артемиды после разрушения ее статуи был превращен в христианский храм. В Эфесе языческий храм Дианы был переделан в церковь св. Иоанна. В церкви св. Петра в Риме и по сию пору еще целуют ногу бронзовой статуи Юпитера, которую духовенство называет изображением св. Петра.
Преимущество христианства перед другими религиями видят в том, что оно проповедует единобожие, единого бога, который в то же время соединяет в себе нераздельную троицу — нечто совершенно непостижимое для здравого человеческого рассудка. Но и это ни более, ни менее, как миф. У индусов еще за 500 лет до н. э. существовала святая троица, которая соединялась в лице единого бога; подобное же верование за много столетий до н. э. мы встречаем и у египтян. Почти каждый христианский догмат, каждый церковный обряд за целые столетия до Христа применялся уже в языческих религиях индусов и египтян, так что мы с полным правом можем сказать, что христианство есть лишь сколок с религий обеих этих культурных стран древности.
Но не одни только догмы и обряды христианской церкви являются, как было сказано, делом человека, а вовсе не «созданием бога»,— то же самое можно заметить и о «священном писании», на котором основывается христианство.
Библия имеет громадное значение как произведение культурно-историческое. Но с точки зрения культурно-исторической ценности на нее до сих пор обращалось очень мало внимания. Церковь же никогда не считала Библию произведением такого рода, рассматривая ее только как продукт божественного откровения. Однако в качестве последнего Библия, охватывающая около двух тысячелетий древнего культурного развития, описывающая различные события, излагающая многие предания о людях различных времен и содержащая различные точки зрения, естественно, полна самых грубых и неразрешимых противоречий.
Эти неясности и противоречия Библии, или так называемого «священного писания», были и являются причиной самых разноречивых ее толкований, основанием самых острых столкновений и расколов внутри церкви, которые продолжаются и до настоящего времени. Указанные неясности и противоречия давно уже разделили бы католическую церковь, как и евангелическую, на множество сект, если бы духовенство вкупе с правительством не поддерживало при помощи силы неприкосновенность раз принятых учений.
Поэтому-то католическая церковь со своей точки зрения поступает вполне правильно, запрещая мирянам читать Библию. Если даже ученые не могли сойтись на толковании содержания Библии, то как же требовать этого от простого человеческого разума? Ни одна книга в мире не довела стольких людей до сумасшествия, как Библия. Бедные мечтатели искали в ней того, чего не было на самом деле, и когда им казалось, будто они нашли наконец истину, они снова натыкались на такое место, которое противоречило прежнему и было с ним несовместимо.
Итак, Библия не может быть «словом божиим»; она написана не теми, чье имя носят отдельные заголовки этой книги. Библия есть сборник писаний различных людей, имена которых никогда не были даже известны и которые жили в самые различные времена. Число писаний, претендовавших на признание их подлинными, истинными описаниями жизни и учения Христа, было очень велико. В первом столетии н. э. по поводу истинности и ценности этих писаний возникли самые острые споры и борьба. Только мало-помалу различным вселенским соборам удалось создать известное единство; при этом не обращалось внимания на истинность или ложность и многие из этих сочинений, если они не соответствовали новым условиям жизни, оспаривались или уничтожались, а другие объединялись под одним общим заголовком. Таким-то образом после целых столетий споров и борьбы Библия превратилась в непреложную книгу веры, в «слово божие», сомневаться в справедливости и истинности которого еще недавно считалось величайшим преступлением и даже каралось государственными законами.
Точные исследования показали, что ни одна из имеющихся рукописей евангелий и апостольских посланий не могла быть написана ранее II века. Обнаружено, что многие важные места Ветхого и Нового завета являются вставками, которые были произвольно заимствованы у различных авторов и изложены по желанию и в интересах руководителей духовенства, а затем уже проповедовались верующим как «слово божие».
При сравнении всех имеющихся рукописей Библии было выявлено более 50 000 различных отклонений и противоречий. Благодаря этому некоторые весьма важные места в Библии приобретают совершенно обратный смысл. И все-таки, несмотря на это, Библия есть «слово божие», которое никто не смеет подвергать критике! *
* Более подробно о происхождении и истории Библии можно Прочитать в работе И. Крывелева «Книга о Библии», Соцэкгиз, 1958.— Ред.
Согласитесь, господин священник, что если даже все философские системы не в состоянии поколебать веру в божественность христианства, то вполне достаточно указанных мною исторически и научно установленных фактов, чтобы заронить сомнение в верующие сердца. Приняв во внимание все только что изложенное, Вы, вероятно, не удивитесь, если я признаюсь, что являюсь противником не только католицизма, но и всякой религии вообще.
Религия, как было указано выше, есть продукт культурного состояния народа или целого ряда народов, стоящих приблизительно на одной ступени развития. Даже одна и та же религия в среде различных народов приобретает различный характер, если уровень развития культуры и условий духовной жизни у них неодинаковы. Католицизм Испании, например, существенно отличается от католицизма Франции. То же самое можно сказать и о протестантизме в Германии и Англии. Кроме того, на изменение религии народа влияет также повышение уровня развития его культуры. Так, благочестивейшие христиане XIX века подвергают сомнению многое из того, во что твердо верили христиане ХУ столетия. Вспомним, например, какую роль в XVI и XVII веках играла вера в дьявола и ведьм.
Но религиозные догмы и учения будут расшатываться все более и более по мере того, как освоение естественнонаучных знаний и культурно-исторических исследований будет становиться доступным все более широкому кругу людей. Знакомство с историей Земли совершенно уничтожает библейские мифы о сотворении мира, а астрономические исследования и открытия показывают нам, что вселенная не знает «неба» (как его рисует христианство) и что миллионы звезд все без исключения являются небесными телами, которые ни в коем случае не могут быть местом пребывания ангелов и «святых».
Итак, здесь достаточно уже доказано, что христианство не только не «лучшее» и не «совершеннейшее» из учений, но что оно не лучше и не совершеннее всех остальных религий, т. е. что оно недостаточно и несовершенно. Устранение его, с точки зрения прогресса человечества, становится все большей и большей необходимостью.
А мораль христианства! — воскликнете Вы. Мораль не имеет ровно никакого отношения ни к христианству; ни к религии вообще. Мораль совершенно различна на разных ступенях человеческой культуры. У всех народов имеются определенные правила взаимоотношений между людьми и соблюдение этих правил в интересах всех считается необходимым. Без таких правил не может существовать ни одно общество. Нарушение их считается безнравственным и либо вызывает только выражение недовольства со стороны третьих лиц, либо влечет за собой материальную и физическую кару, которая приводится в исполнение над преступником общественными властями. Два примера могут показать, насколько различно, даже в рамках католической церкви, рассматриваются известные обычаи, причем одна часть людей смотрит на них как на явления вполне нравственные и естественные, а другая — как на безнравственные, а потому достойные презрения. Взгляд на то, что брак даже без церковного благословения вполне действителен, французский католик находит нормальным; благочестивый же немецкий католик смотрит на такой брак как на конкубинат (незаконное сожительство), а стало быть, как на нечто очень безнравственное. Полное отделение церкви от государства североамериканский католик находит само собой разумеющимся, большинство же немецких католиков смотрит на это как на постыдное предательство церкви со стороны государства.
Заповедь любви к ближнему, любви ко всему человечеству, заповедь обоюдной терпимости — эти учения все без исключения содержатся как в буддизме, так и в магометанстве. Они признаются всеми народами, достигшими известной ступени развития, и применяются на практике среди индусов, китайцев, персов и арабов гораздо более, чем в христианстве, которое все эти хорошие вещи старается проводить только во имя «будущей жизни». В течение более чем восемнадцати столетий христианская религия, эта «религия любви», была для всех верующих и мыслящих религией ненависти, преследований и притеснений. Ни одна религия в мире не стоила человечеству стольких слез и крови, как христианская, ни одна не дала стольких поводов к преступлениям самого отвратительного свойства. А когда дело идет о войне или массовом убийстве, то священники всех христианских исповеданий и сейчас еще готовы дать свое благословение и все духовенство одной нации воздевает руки к небу, чтобы у одного и того же бога, бога любви, испросить уничтожения своего врага — другой нации.
Если в настоящее время церковь и не угнетает в такой мере, как раньше, то повинны в этом не священники, не служители церкви, а общий прогресс человечества, который оказался победителем, несмотря на священников и церковь и вопреки им. Вы говорите, что нельзя упрекать религию в действиях и поступках отдельных служителей церкви. Ах, почтеннейший! но если эти священнослужители не в виде исключения, а как правило с древних времен до сегодняшнего дня совершенно не обращают внимания на нравственные нормы религии, которые, я подчеркиваю это вторично, ровно никакого отношения к религии не имеют, и, наоборот, изо дня в день грешат против них, так чего же в таком случае стоит эта религия? Наиболее ревностные из верующих, воображая, что творят добро, только вредили человечеству, потому что во всяком потрясении догмы видели ересь, в каждом сомнении в основах религии усматривали важное преступление и неистовствовали против них с огнем и мечом. Крестовые походы, бесчисленные религиозные гонения, инквизиция, преследования евреев, процессы ведьм, когда сотни тысяч людей отдавались в жертву слепому безумию, были вызваны и раздуты фанатическими священнослужителями, умнейшими и хладнокровнейшими из них, для расширения могущества церкви — другими словами, их могущества — и нередко поддерживались просто ради грабежа.
Христианство враждебно свободе и культуре. Своим учением о пассивном повиновении «властям предержащим», иже «от бога учинены суть», своей проповедью терпения и прощения в страданиях — проповедью, подкрепленной обещанием, что за все невзгоды, перенесенные здесь, на земле, будет получена награда в иной жизни,— христианство отклоняло человечество от его цели— совершенствоваться во всех отношениях, стремиться к высшему развитию, радоваться и наслаждаться уже достигнутыми благами. Христианство держало человечество в рабстве и угнетении; оно и в настоящее время служит лучшим орудием политического и социального гнета. После падения греческой и римской культуры христианство господствовало в Европе больше тысячи лет, и все это время над народами тяготело самое грубое невежество и варварство. Во время господства мавров и арабов Испания достигла высшего расцвета в земледелии, ремеслах, искусствах и науках и вся страна жила в довольстве. В это время, т. е. под владычеством этих «язычников», христиане и евреи пользовались там полнейшей веротерпимостью, которая, по крайней мере для евреев, едва достигнута в наших культурнейших государствах в самое недавнее время. Но, как только мавры были вытеснены христианским оружием и христианство стало господствовать единовластно, Испания превратилась в очаг фанатизма и религиозных гонений. Цветущие города и провинции превратились в пустыни, блеск арабской науки исчез, и страна была ввергнута в такие неблагоприятные культурные условия, от которых никак не может оправиться и до сих пор. Развитие наук и искусств, которое началось в Италии в ХII, а в Германии в XV столетиях, ни в коем случае нельзя приписывать христианству. Оно явилось следствием изучения древнеклассической, языческой литературы, которая была извлечена из-под мусора и пыли, погребенная в них христианством. Снова появившись на свет, литература эта, на зло церковным гонениям и всяческим препятствиям, начала проникать во все более широкие круги людей и влекла человечество на путь прогресса *. Религия же была только средством для определенной цели — достигнуть господства над массами и все более и более закрепить его.
* Одним из явлений, способствовавших расцвету науки и искусства в Европе в эпоху Возрождения, действительно было усиление интереса к изучению античной, «языческой» литературы, преданной полному забвению в мрачный период раннего средневековья. Однако более общей причиной, вызвавшей оба эти процесса, было, конечно, развитие производительных сил и торговли, потребовавшее углубления знания законов природы и представлений об общественной жизни. Этот процесс и обусловил в дальнейшем переход к капиталистическому способу производства— Ред.
То, что знаменитые и дальновидные люди различных времен (Аристотель, Маккиавелли) смотрели на религию лишь как на средство для достижения цели, я уже показал в моей брошюре. Здесь же я нахожу не лишним упомянуть о мнениях и деяниях некоторых церковных авторитетов. Епископ Синезий в 410 году говорил: «Народ положительно требует, чтобы его обманывали, иначе с ним никак невозможно иметь дело… Что касается меня, то я всегда буду философом только для себя, для народа же только священником»,— а это значит обманщиком. Приблизительно то же писал Григорий Назианский Иерониму: «Надо побольше небылиц, чтобы производить впечатление на толпу. Чем меньше она понимает, тем больше она восхищается. Наши отцы и учителя не всегда говорили то, что думали, а высказывали то, что влагали в их уста обстоятельства и потребности». Во времена папы Юлия II (1443—1513) при римском дворе господствовали нравы, превосходившие все возможное в распутстве, разврате и богохульстве. Когда из благочестивой Германии приходили большие денежные пожертвования, папа говаривал одному из своих кардиналов достопамятную фразу: «Смотри-ка, брат, а ведь басня-то об Иисусе Христе штука доходная». Какую оценку давал французский посол в XVI столетии придворным нравам времен папы Павла III, показывает следующее место из его письма своему двору: «Папа и его министры (кардиналы) до сих пор всячески обманывали Вас; теперь они стараются укрыться под маской лицемерия и наглой лжи, чтобы совершить настоящую подлость». В войне с добрыми католиками — испанцами для нападения на испанскую Сицилию и Неаполь папа Павел VI призывал себе на помощь не только протестантов, но и исконных врагов христиан — турок. Папа Александр VI жил в кровосмесительстве со своей собственной дочерью, известной развратницей Лукрецией Бортка.
Однажды, когда как-то на пиру Александр VI хотел отравить семерых кардиналов, они, узнав об этом, подкупили повара и заставили его отравить самого папу вместе с его сыном: кроме дочери у папы, который жил в безбрачии, был еще и сын.
Вы оспариваете верность моего положения, что государство и церковь братски соединяются всякий раз, когда дело идет об угнетении народа, но совершенно забываете привести доказательства против этого.
Если какое-нибудь государство и должно было бы явить собою пример образцового христианского государства, то это, конечно, Папская область, которая находилась под непосредственным управлением папы и высшего духовенства. А между тем какую картину представляло это церковное государство до последнего дня своего существования? Самую печальную, какую только можно было отыскать в Европе. Позорно заброшенное и погрязшее в суеверии и невежестве население. Труд унижен и угнетен, вследствие чего господствует бесстыдное попрошайничество и ужасающая повальная нищета. Количество преступлений больше, чем в каком бы то ни было государстве на свете. Полная необеспеченность вошла даже в поговорку, а заповедь христианской любви к ближнему, которая прежде всего должна была бы выразиться в терпимости к иноверцам, попрана ногами. И это образец христианского государства! Во всех европейских государствах, где представители церкви — безразлично, будь то протестанты или католики,— имели решающий голос в государственном управлении или в народном представительстве, всюду они употребляли свое влияние для восстановления или усиления враждебной народу власти. И если в настоящий момент Германия делает, по-видимому, исключение по отношению к католическому духовенству, то это только так кажется. Политика самая неразумная, какую только мог придумать государственный деятель из господствующих классов, привела католическое духовенство в положение угнетенного и тем самым заставила его выступить с такими требованиями, которые в ином случае оно никогда бы не выставило и не одобрило. Какое положение занимали недавно предводители и известные представители католицизма (те, кто слепо и бессознательно шли за предводителями, в расчет не принимаются) в Баварии, Пруссии и других местах — достаточно известно. Они всегда стояли на правых, даже на крайне правых позициях, что также наблюдается в настоящее время в Австрии и в особенности во Франции, а в недалеком будущем будет и в Германии *. В этом мы нисколько не обманываемся. Да разве это может быть иначе? Прогресс человечества требует, чтобы всякой привилегии, всякому господству была объявлена война; церковь пользуется не меньшим господством над народом, чем правительство, пытаясь бороться со всем, что служит ее уничтожению, т. е. с наукой и образованием, к которым стремится социализм.
* Предсказание Бебеля оправдалось полностью. Бисмарковская политика «культуркампфа» была временным явлением. Капиталистическое государство и церковь, в том числе католическую, объединяет глубокая общность классовых интересов, направленных на угнетение трудящихся. Это единство не замедлило обнаружиться. Перед лицом роста рабочего движения к концу 70-х годов XIX века в Германии происходит объединение всех реакционных сил, в том числе и католической церкви, для борьбы с пролетариатом. В связи с этим в течение 1878—1882 годов почти все антиклерикальные законы периода «культуркампфа» были отменены, и партия католического «центра» перешла к активной поддержке репрессий правительства против социал-демократов.
Современная действительность также подтверждает положение Бебеля о тесном единстве интересов религиозных организаций и правящих эксплуататорских классов. Повсюду на Западе религиозные организации, как правило, выступают на стороне самых реакционных партий. Католическая церковь является в настоящее время одной из активных сил, борющихся против стран социалистического лагеря и мирного сосуществования народов. Во Франции, Испании, Италии и некоторых других странах церковь борется против социальных преобразований и поддерживает любые антикоммунистические и антидемократические мероприятия. В ФРГ католическая реакция активно поддерживает реваншистские тенденции и курс на развязывание третьей мировой войны.— Ред.
Социализм является самым настоящим народным и человеческим учением, потому что он в действительности стремится применить к жизни те нравственные законы, которые для церкви в течение восемнадцати веков служили только вывеской и употреблялись ею лишь для подавления и угнетения масс. Социализм хочет осуществить всеобщее равенство, всеобщую любовь и всеобщее счастье не потому, что их проповедовали Будда, Иисус и Магомет. Всеобщее равенство и счастье сами по себе являются целью, идеалом, который чувствовало и к которому бессознательно стремилось человечество во всех странах, при всех государственных устройствах и вероисповеданиях. Человечество достигло бы этого идеала и в том случае, если бы не существовало ни Будды, ни Христа, ни Магомета. Представляя себе землю как юдоль страданий, пророки эти неоднократно проповедовали умеренность и воздержание и указывали человечеству на будущую жизнь за гробом. А между тем нет, да и не может быть никаких данных, подтверждающих существование этой другой жизни, потому что она невозможна, и вера в нее только накладывает оковы на человеческие стремления и препятствует человеческому прогрессу.
Все хорошее, что возникло во время господства христианства, принадлежит не ему, а всего того огромного зла и несчастья, которые принесло оно с собой, мы не хотим. Вот в двух словах наша точка зрения.
Итак, господин священник, теперь Вы поймете, как бесконечно далеки наши стремления от стремлений христианства.
Ваши епископы, ваши каноники (соборные священники), ваши графы, бароны и буржуа, которые стоят во главе католического движения,— это не наши люди. Они не желают человечеству ни равенства, ни счастья, потому что иначе им пришлось бы если не отказаться совсем от своего привилегированного положения, то во всяком случае поступиться им, чтобы доставить победу тому благу человечества, к достижению которого они якобы стремятся. Наоборот, они являются главными защитниками привилегий и классового господства; они хотят не справедливости, а благотворительности, не равенства, а смиренной покорности, не знаний, а веры.
И в то время, как народ жаждет и стремится к человеческому существованию и хочет видеть результаты своего труда и стараний, они проповедуют ему довольство настоящим положением и утешают его указанием на небо, сами же живут господами и проводят время в удовольствиях, пользуясь плодами трудов других. Католический народ, который заботится и трудится и который до сих пор следовал за этими людьми, этот народ принадлежит нам, и мы надеемся, что наступит еще день, когда у него откроются глаза, чтобы взглянуть в нашу сторону. Если затем в наши ряды вступит обездоленное и угнетенное низшее духовенство, пролетарское положение которого Вы так превосходно изобразили,— что ж, отлично, милости просим! Тогда-то эти люди поймут, что те идеальные стремления, которые они напрасно пытались осуществить при помощи церкви, будут осуществлены в наших рядах и благодаря нам. Они увидят, что у нас для них есть лучшая задача, чем выполнение пустых формул их религии, являющихся лишь тормозом действительного совершенствования человечества. По Вашему собственному утверждению, Вы, г. священник, обеспечены хуже какого-нибудь лакея или горничной и ведете жизнь самого последнего пролетария. А между тем епископ Ваш живет как большой господин и в качестве такового пользуется доходами и почестями. Если бы христианство желало, как Вы говорите, того же, что и социализм, то каким же образом могло бы оно создать такую систему различия в положении, такое неравенство и защищать его как «богом установленный порядок»? Разве может такая религия заслужить наше уважение и наше одобрение? Или Вы потребуете от нас, чтобы мы стали ждать общего блага и возможно высшего счастья человечества до тех пор, пока их не принесет нам религия? Эта религия, существующая вот уже девятнадцать столетий, до сих пор не сумела убедить собственных служителей в необходимости исполнять свои так называемые принципы.
Нам пришлось бы ждать целую вечность, а жизнь человеческая коротка. Нет, нет! Даже если бы Вы еще тщательней стали отыскивать разницу между церковью и ее «отдельными» служителями, Вам все равно не удалось бы это, да и не может удаться.
То, что Вы приводите как исключение, есть правило, принцип, а Ваше правило есть исключение. Но ведь Вы знаете, что исключение никогда не уничтожает правила.
Итак, я совершенно не могу согласиться с Вашим мнением, будто христианство стремится к той же цели, что и социализм. Христианство и социализм противостоят друг другу, как огонь и вода. Так называемое доброе зерно, которое Вы, но не я, находите в христианстве, есть зерно не христианское, а общечеловеческое. То же, что принадлежит собственно христианству — его учение и догмы,— враждебно человечеству. Выбраться из этого противоречия между Вашей теорией и практикой я предоставляю Вам самому.
Автор брошюры «Парламентская деятельность германского райхстага и ландтагов и социал-демократия».
Февраль 1874 г., Лейпциг.
[Сноски заимствованы из издания 1959 г. Дополнительно в брошюре были помещены также главы из работы Бебеля «Женщина и социализм» — Христианство и Будущее религии.]