Оптимизм царит на мировых фондовых биржах, в особенности в США. После падения на почти 30%, когда были введены карантинные меры для сдерживания COVID-19, фондовая биржа США отскочила обратно на 30% в апреле. Почему? Ну, по двум причинам. Первая причина — Федеральная резервная система США серьёзно повлияла на экономику огромным количеством кредитов и другими экономическими инструментами. Другие банки отреагировали примерно так же и выдали кредиты, хотя и несравненно меньше Федерального резерва США. 
В результате оценка будущих доходов корпораций, данная фондовой биржей США, взлетела заодно с вливаниями Федерального резерва. Если ФРС скупает любые облигации и финансовые инструменты у тебя с рук, то как тут можно ошибиться?
Вторая же причина для такого успеха на фондовой бирже, пока в “реальной” экономике обнаруживается полный коллапс в национальном доходе, инвестициях и занятости населения практически везде (при том, что дно ещё не достигнуто) — это вера в то, что скоро карантин закончится: лекарство от коронавируса вот-вот его остановит, экономика снова поднимется через 3-6 месяцев, и пандемия будет забыта, как страшный сон.
Например, министр финансов США Мнучин повторил свою точку зрения, высказанную в начале карантина, заявив: “вы ещё увидите, как экономика взлетит обратно в июле, августе и сентябре”. А экономический советник Белого Дома Хассетт предполагает, что к четвёртому кварталу (октябрь-декабрь) экономика США “станет очень мощной, и следующий год будет просто потрясающим”. Гендиректор Банка Америки Мойнихэн заключил, что потребительские расходы уже достигли дна, и скоро снова хорошо подрастут в 4 квартале, а в 2021 году последует двузначный рост ВВП!
Смотря на данные за первый квартал года, очень сложно оправдывать падение потребительских расходов на дно. В самом деле, в марте потребительские расходы в США упали на 7.5%, и это самый большой упадок за всю историю наблюдений.
Но не только представители власти и банкиры говорят, что урон от пандемии и карантина будет если не тяжёлым, то хотя бы краткосрочным. В США многие экономисты-кейнсианцы стоят на той же позиции. В прошлой статье (https://thenextrecession.wordpress.com/2020/04/13/the-post-pandemic-slump/) уже было указано на то, как кейнсианский гуру, Ларри Саммерс, министр финансов при Клинтоне, говорил о том, что спад экономики из-за карантина — то же самое, что зимний перерыв в работе курортов. Как только наступит лето, они снова откроются и будут готовы к работе. Пандемия — просто сезонное явление.
А теперь гуру всех кейнсианских гуру, Пол Кругман, утверждает, что этот экономический кризис, который уже переплюнул по своему разрушительному эффекту кризис 2008 года, — это вообще не экономический кризис, а просто “реакция на стихийное бедствие” (https://krugman.blogs.nytimes.com/2011/08/30/disaster-relief-economics/). Кругман утверждает, что это лишь “стихийное бедствие, и как война, это лишь временное явление”. Поэтому ответ заключается в том, что “с этим нужно бороться в большей степени с помощью повышения налогов и сокращения расходов в будущем, а не прямо сейчас, или, говоря другими словами, за это придётся заплатить по большому счёту краткосрочным увеличением дефицита”. Как только эти затраты сработают, экономика вернётся на круги своя, и дефицит спроса окажется “временным”. И Роберт Рейч, бывший министр труда при Клинтоне, по общему мнению левый, высказал точку зрения, что бушующий сейчас кризис — это кризис здравоохранения, а не экономики, и как только проблема с болезнью будет устранена (предположительно, летом), экономика тут же снова взлетит.
Можно было бы ожидать, что Трамп со своими советниками и воротилами с Уолл Стрит провозгласят быстрое возвращение к норме (хотя экономисты из инвестиционных компаний в основном думают иначе), но неожиданно и ведущие кейнсианцы с этим согласились. Я думаю, причина этого кроется в том, что никакой кейнсианский анализ экономических рецессий и спадов не может решить проблему этой пандемии. Кейнсианская теория исходит из того, что все экономические спады — это результат снижения “эффективного спроса” на рынке, которое ведёт к упадку в производстве и занятости населения. Но как уже было объяснено ранее (https://vk.com/@rwp_rwp-malenkii-virus-kotoryi-smog), этот кризис — не следствие упадка спроса, но упадка производства товаров и особенно услуг. Это кризис предложения, а не спроса. Так что “финансиализация”, о которой говорят теоретики школы Мински также в пролёте, ведь экономический спад — это не результат кредитного или финансового кризиса, хотя это ещё вполне может ждать нас впереди.
Итак, кейнсианцы полагают, что как только люди вернутся к работе и начнут тратить деньги, “эффективный спрос” (или даже “неудовлетворённый” спрос) взлетит и капиталистическая экономика вернётся в норму. Но если посмотреть на спад со стороны предложения, или же производства, а если быть точнее, на рентабельность возобновления производства и повторного найма работников, на что и обращают внимание марксисты, то становятся очевидными и повод спада и возможность медленного, слабого восстановления.
Давайте вспомним, что произошло после мирового экономического кризиса 2008-2009 гг. Рынки ценных бумаг были на подъёме каждый год, тогда как реальная экономика: производство, инвестиции и зарплаты работников едва росла. С 2009 года доходы на душу населения в США росли в среднем со скоростью 1.6%. И к концу 2019 года доход на душу населения был на 13% ниже трендов 2008 года. Разница теперь равняется 10200$ на душу— такова постоянная потеря доходов.
И теперь Goldman Sachs прогнозирует настолько серьёзное падение ВВП на душу населения, что оно сведёт на нет весь рост последних десяти лет!
Экономические процессы в мире стали более взаимосвязанными в сравнении с тем же 2008 годом. Сейчас т.н. глобальная цепочка стоимостей огромна и повсеместна. Даже если отдельные страны будут в состоянии обеспечить восстановительный экономический рост, сбои в мировой торговле серьёзно ограничат его темпы. Возьмём, к примеру, Китай, где восстановление экономики, по идее, должно идти полным ходом. Однако деловая активность всё ещё значительно ниже уровня 2019 года, а темпы восстановления довольно медленные, так как китайские производители в данный момент не имеют возможностей реализовывать продукцию за рубежом.
И причина тут не в вирусе или проблемах со здравоохранением. Так, рост объёма мировой торговли едва ли соответствовал росту мирового ВВП с 2009 года (синяя линия): он был гораздо ниже темпов роста, предшествовавших 2009-му году (синяя пунктирная линия). Сейчас Всемирная торговая организация не видит даже перспектив возврата мировой торговли к значениям тренда 2011-2018 (жёлтая пунктирная линия) в течение по крайней мере двух лет.
Колоссальные расходы на госсектор экономики (свыше 3 трлн долларов), сформированные Конгрессом США, и расходы на денежно-кредитное стимулирование со стороны ФРС (свыше 4 трлн долларов) не остановят этот глубокий спад и даже не смогут вернуть экономику США к её предыдущему низкому тренду. Аналитическое агентство Oxford Economics считает, что есть все шансы на вторую волну пандемии, которая может привести к новым карантинным мерам и стагнированию экономики США вплоть до 2023 года.
Но почему капиталистические экономики (уж хотя бы в 21 веке) не возвращаются к предыдущим трендам? По моему мнению, есть две причины. Во-первых, прибыльность капитала в крупных экономиках не возвращается к уровням, которые были достигнуты в конце 1990-х, не говоря уже о лучших днях “золотого века” экономического роста и незначительных рецессий 1950-х и 1960-х.
А во-вторых, компании, поддерживаемые низкими процентами по кредитам, чтобы справиться со снижением прибыльности, увеличили уровень задолженности или чтобы поддержать уровень производства, и/или чтобы перевести свои капиталы в финансовые активы и спекуляции.
Но вместе с этими двумя есть ещё один фактор: то, что называют рубцеванием экономики, или же гистерезисом. Гистерезис в экономической науке — это некое событие в экономике, которое продолжает существовать в будущем, даже если факторы, приведшие к его появлению, уже исчезли. Гистерезис — это аргумент в пользу того, что краткосрочные события могут проявить себя в долгосрочной перспективе, влияя на рост и усложняя “возвращение к норме”.
Кейнсианцы по традиции считают, что фискальные меры смогут обратить экономический спад вспять. Однако даже они признали, что краткосрочные события в экономике могут иметь долгосрочный эффект. Замороженные кредитные рынки и сниженные расходы потребителей могут остановить создание энергичного при иных условиях малого бизнеса. Большие компании могут снизить расходы на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы.
Джек Расмус хорошо выразился в недавнем посте у себя блоге: «как бизнесу, так и потребителям потребуется много времени, чтобы вернуть свой уровень ”уверенности” в экономике, и заменить крайне осторожные инвестирования и покупательское поведение на более оптимальные модели расходов-вложений (https://jackrasmus.com/2020/04/29/the-myth-of-v-shape-economic-recovery/). Уровень безработицы уже в течение некоторого времени омрачает экономику. Множество предприятий малого бизнеса никогда не откроются вновь, а если и откроются, то с сокращённым количеством сотрудников и, скорее всего, урезанной заработной платой. Крупные компании запасаются наличными. Банки, как правило, кредитуют своими деньгами уж очень медленно. Другие предприятия, учитывая осторожные потребительские расходы, накопления бизнеса и консервативное поведение банков в сфере кредитования, не хотят вкладываться и развиваться, а следовательно и заново нанимать сотрудников. Федеральный резерв США и Центральный банк могут предоставить большое количество свободных денег и дешёвых займов, но даже так предприятия и домашние хозяйства могут заимствовать их неохотно, предпочитая брать кредиты и копить наличные». Другими словами, экономический спад может привести к «рубцеванию», то есть довольно длительному ущербу для экономики.
Пару лет назад Международный Валютный Фонд опубликовал статью, в которой говорилось о «шрамах» (https://blogs.imf.org/2018/03/21/the-economic-scars-of-crises-and-recessions/). Экономисты МВФ также отметили, что после рецессий не всегда происходит V-образное восстановление прежних тенденций. Действительно, ведь часто случалось так, что прежние тенденции роста уже никогда больше не восстанавливались. Используя обновленные данные за период с 1974 по 2012 гг., экономисты обнаружили, что необратимый ущерб производству не ограничивается только финансовым и политическим кризисами. В среднем, все типы экономического спада приводят к постоянным производственным потерям .
“В традиционном представлении об экономическом цикле рецессия состоит из временного снижения производства относительно линии тренда, но и довольно быстрого отскока производства к исходной линии восходящей тенденции на фазе восстановления (см. график, верхняя панель). В отличие от него, по нашим данным предполагается, что восстановление состоит только из возврата к росту своего долгосрочного темпа расширения без быстрого возврата к начальной тенденции (см. диаграмму, нижняя панель). Другими словами, экономический спад может привести к постоянным экономическим шрамам».
И это относится не только к отдельно взятой экономике, но и к разрыву между богатыми и бедными экономиками. Международный Валютный Фонд: «бедные страны страдают от более глубоких и более частых экономических спадов и кризисов, каждый раз испытывая постоянные потери производства и теряя позиции (сплошные линии на диаграмме ниже)».
Документ МВФ дополняет представление о разнице между «классическими» экономическими спадами и депрессиями, которое я изложил в своей книге 2016 года «Долгая депрессия» (https://www.haymarketbooks.org/books/693-the-long-depression). Там я показываю, что во время депрессий восстановление после экономического спада принимает не V-образную форму, а скорее форму квадратного корня, что задает экономике новую и более низкую траекторию.
Я подозреваю, что вызванный пандемией спад оставит множество шрамов на теле капиталистического сектора. Минь Уян, доцент пекинского Университета Цинхуа, обнаружила, что в прошлые рецессии “рубцевание” предпринимателей, вызванное коллапсом потока наличности, перевесило пользу от вынужденного закрытия слабых компаний, освобождающего дорогу выжившим предприятиям. “Эффект рубцевания от этой рецессии, вероятно, окажется тяжелее, чем от любой прошлой рецессии… Если мы говорим, что пандемии — это новая норма, то люди будут всё больше и больше сомневаться в том, стоит ли идти на риски”, — говорит она.
Домохозяйства и компании захотят увеличить сбережения и сократить риски, чтобы защититься от возможных будущих простоев, в то время как правительствам потребуется запастись аварийным оборудованием и убедиться, что они смогут быстро произвести ещё в рамках собственных границ. Даже если пандемия окажется единичным случаем, то когда закончится карантин, многие люди не проявят охоты общаться, что продлит мучения компаний и экономик, опирающихся на туризм, путешествия, общественное питание и массовые мероприятия.
Этот кризис также ускорит тенденции капиталистического накопления, которые уже существовали: Лиза Б. Кан, экономист из Йельского университета, обнаружила, что после кризисов компании стараются заменить работников машинами, тем самым принуждая работников, возвращающихся к работе, соглашаться на пониженные зарплаты или искать другую менее оплачиваемую работу (http://www.nber.org/papers/w22762). В конце концов, для капитала это одна из задач всего процесса “очищения”: снизить трудовые издержки и повысить прибыль. Это оставит трудящимся рубцы на всю жизнь.
“Этот опыт оставит глубокие шрамы на экономике и настроениях потребителей/инвесторов/бизнеса. Это оставит целому поколению шрамы такие же глубокие, какие оставила Великая Депрессия нашим родителям, бабушкам и дедушкам”. Джон Молдин (https://www.mauldineconomics.com/frontlinethoughts/the-figure-it-out-economy).
Майкл Робертс