В левом спектре можно услышать самые разные позиции в отношении политического и экономического режима в современном Китае. Руководители КПРФ подают экономические успехи этой страны как успехи социализма и призывают применять опыт Китая в России. Другие рассматривают Китай просто как обычное капиталистическое государство, третьи — как умеренно левый режим. Все эти точки зрения неверны и вопрос о Китае не так прост. Экономический подъем в Китае, который происходил в течение долгого периода, вплоть до нынешнего кризиса действительно во многом был обусловлен некоторыми достижениями китайской революции 1949 года, что не отменяет в целом капиталистического характера этого подъема. Элементы планового хозяйства совмещаются в Китае с самым диким капитализмом, причем совмещаются на первый взгляд органически.
Чтобы понять эти парадоксы и дать правильный анализ происхождения и нынешнего состояния китайской экономической и политической системы, нам представляется, что нужно обратиться к изучению вопроса о том, чем отличался процесс реставрации капитализма в России и Китае. Такое сравнение даст ответ на многие вопросы, касающиеся как прошлого, так и настоящего, и поможет понять китайский режим как органическое целое со всеми его внутренними противоречиями.
Характер китайской революции
Несмотря на то, что режимы Сталина и Мао оба являлись режимами пролетарского бонапартизма и имели одну и ту же социальную природу, их генезис был различен. Если сталинский режим возник в результате бюрократического перерождения пролетарской революции, то в Китае пролетарский бонапартизм практически сразу установился как результат победы китайской революции, характер которой в корне отличался от революции 1917 года в России.
Характер переворотов, которые охватили третий мир в десятилетия после второй мировой войны подобных китайскому, подробно проанализирован в работах Теда Гранта о колониальной революции, поэтому тут можно отослать к соответствующим текстам, пересказав лишь суть.
Неспособность капитализма на периферии капиталистической системы обеспечить хоть какое-то развитие, его абсолютная гнилость, как и гнилость местной буржуазии, которая была абсолютно контрреволюционна и не заинтересованная в антифеодальных и антиимпериалистических преобразованиях, ставили на повестку дня вопрос о пролетарской революции. Однако отсутствие субъективного фактора — революционной пролетарской партии — создавало политический вакуум, который заполняли партизанские движения крестьян и интеллигенции либо «прогрессивные военные» из привилегированных слоев.
В Китае после разгрома революции 1927 года не было массовой пролетарской партии. Бывшая сталинистская Коммунистическая партия сменила свою социальную базу на крестьян, и люмпенские элементы и превратилась в партизанскую армию. Эта армия провозглашала своей целью совершение антиколониальной и буржуазной революции. Однако, оказавшись у власти, эта сила во главе с Мао Цзэдуном вынуждена была приступить к экспроприации буржуазии, поскольку модернизация страны и действительное освобождение от колониальной зависимости были невозможны при сохранении капиталистического строя. Таким образом, это было своеобразным подтверждением теории перманентной революции в особых условиях.
Поскольку китайская революция произошла не в результате организованного движения рабочего класса, как в России в 1917 году, а в результате захвата власти со стороны военной структуры, в Китае изначально возник режим по типу сталинского СССР. Новая власть установилась в условиях пассивности рабочего класса, а там, где рабочий класс проявлял стремление к самоорганизации, он подавлялся новым режимом.
Мао иногда действительно использовал активность «снизу» против различных фракций бюрократии. Однако характер движения хунвейбинов больше имеет общего с фашистскими погромщиками. Подобные манипуляции бюрократии хулиганскими элементами не имеют ничего общего с пролетарской демократией.
Авантюризм китайской индустриализации
В своей социальной и экономической истории «социалистические» режимы в Китае и России проходили во многом схожие этапы, однако были и серьезные различия, которые и обусловили то, что к капитализму эти две страны пришли разными путями.
Политика, направленная на постепенную национализацию и строительство плановой экономики, началась в Китае лишь в 1953 году. До этого возглавляемый Мао режим декларировал союз с буржуазией. Однако видя с одной стороны реальную опасность справа и при этом не желая опереться против нее непосредственно на пролетариат, с другой стороны стремясь выйти из под опеки СССР, Мао и поддерживающая его часть бюрократии в 1958 году начинают «большой скачок» — попытку в самые кратчайшие сроки провести индустриализацию и коллективизацию и достигнуть при этом фантастических результатов.
Зигзаги то влево, то вправо, авантюризм, чередующийся с оппортунизмом, были характеры для сталинского правления в СССР. Сначала бухаринская политика «врастания кулака в социализм» и далеко зашедшие уступки нэпманам, потом «сплошная коллективизация» и ее торможение ввиду «головокружения от успехов», потом снова курс на насильственную коллективизацию и т.д. Однако амплитуда экономических зигзагов китайской бюрократии была гораздо шире, чем у бюрократии советской, последствия авантюр были гораздо более разрушительными, а положительные результаты куда более скромными. Наконец, соблазн пойти по пути реставрации капитализма у китайской бюрократии тоже проявился гораздо раньше.
Политика «большого скачка» включала в себя создание в сельской местности «народных коммун» — коллективных хозяйств с полным обобществлением земли и введением коллективного потребления (еда в столовых). Одной из самых нелепых затей в рамках «большого скачка» была попытка резко увеличить производство чугуна и стали с помощью кустарно организованного производства как на селе, так и в городе. Эта авантюра обернулась колоссальным бессмысленным расходованием сил и средств. Примерно треть произведенной продукции кустарной металлургии оказалась непригодна для использования, треть оказалась приписками. Из-за нехватки топлива и сырья кризис возник в остальной промышленности. Заводы и фабрики массово останавливались из-за отсутствия электроэнергии.
В сельском хозяйстве упала производительность труда. Диспропорции между различными отраслями хозяйства принимали угрожающие масштабы. В 1960 году резко сократился сбор зерновых, уменьшилось поголовье крупного рогатого скота. В стране начался голод, унесший жизни миллионов людей. Это был результат попытки одним росчерком пера ввести в деревне коммунизм, не имея для этого материальной основы.
Левая оппозиция в СССР, возглавляемая Троцким в 20-е годы, критиковала курс Сталина-Бухарина на углубление НЭПа и предупреждала о том, что усиление капиталистических элементов представляет угрозу для завоеваний революции. Левая оппозиция предлагала повысить темпы индустриализации и повести наступление на кулака. Когда в 1928 году кулак объявил городу бойкот и устроил кризис хлебозаготовок, Сталин свернул резко влево. Но это была не продуманная политика, а стихийная реакция на кризис. Войдя во вкус, правящая бюрократия вскоре повела политику ускоренной индустриализации и всеобщую коллективизацию сельского хозяйства, уже не считаясь с реальными возможностями и ресурсами. Троцкий, критикуя этот зигзаг бюрократии, объяснял: «Производственная коллективизация земледелия предполагает определенную техническую основу. Коллективное хозяйство есть прежде всего крупное хозяйство. Рациональные размеры хозяйства определяются, однако, характером применяемых им средств и методов производства. Из крестьянских сох и крестьянских кляч, хотя бы и объединенных, нельзя создать крупного сельского хозяйства, как из суммы рыбачьих лодок нельзя сделать парохода. Коллективизация сельского хозяйства может быть только результатом его механизации. Отсюда вытекает, что общий объем индустриализации страны предопределяет допустимый размах коллективизации сельского хозяйства.
На деле эти два процесса оказались, однако, в настоящее время, совершенно разорваны. Как ни быстро идет развитие советской индустрии, но она все же является и долго еще останется чрезвычайно отсталой. Высокие коэффициенты роста исчисляются по отношению к низкому общему уровню. Не нужно ни на минуту забывать, что промышленность, даже при выполнении намеченных планов, может обслужить тракторами и необходимыми машинами к концу пятилетия в лучшем случае 20 — 25% крестьянских хозяйств. Это и есть реальные рамки коллективизации. Доколе СССР остается изолированным, индустриализация (механизация, электрификация и пр.) сельского хозяйства могут мыслиться только в перспективе последовательного ряда пятилетних планов.» (Л.Д. Троцкий. Экономический авантюризм и его опасности. Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев) N 9. 1930)
Нет нужды говорить, что промышленная база для коллективизации сельского хозяйства в Китае 50-60-х годов была еще меньше, чем в СССР в 1929-1933 гг.
Китайский НЭП 70-х и реставрация капитализма
Подобно тому, как советская бюрократия после «стачки» кулаков в 1928 году сдвинулась резко влево, так и китайская бюрократия качнулась резко вправо после ультралевых ошибок «большого скачка» и «культурной революции». Эти авантюры стоили гораздо больше народному хозяйству Китая, чем похожие ошибки и зигзаги сталинской бюрократии для СССР. При этом Сталин, в отличие от Мао, мог похвастаться реальными немалыми успехами в экономике. Так или иначе, для Китая встала необходимость искать другую экономическую политику на ближайший период.
В 1978 году в коммунах начался раздел земли между дворами, земля при этом оставалась государственной. Крестьяне обязаны были при этом платить налог и поставлять часть продукции государству. Это был вынужденный шаг назад от политики полного обобществления в сельском хозяйстве.
Политику реформ, начатую в 1978 году, можно было бы сравнить с российским НЭПом. Движение к социализму включает в себя и временные отступления. Но такие отступления в любом случае представляют собой значительную угрозу завоеваниям революции и могут привести к реставрации капитализма. Необходимо ясное понимание со стороны руководства страны, что такая политика является вынужденной уступкой капитализму и у нее есть свои пределы, как в широте таких уступок, так и в длительности такой политики. Надежной гарантией от реставрации капитализма может являться в этом случае только руководящая роль пролетарской партии, имеющей такое понимание, и реальная власть рабочего класса, режим рабочей демократии. Ничего этого не было в Китае, и новая политика быстро приняла форму очередного бюрократического зигзага. Только на этот раз бюрократия увидела для себя в этих реформах возможность личного обогащения. Уже в середине 80-х политика «реформ» была расширена в сторону формирования сильной мелкой буржуазии в городах. Госпредприятия стали сдаваться в аренду частным лицам, активно привлекается западный капитал, и создаются «свободные экономические зоны».
Бюрократия все больше заражалась реставраторскими настроениями. Уже в 1984 году некоторые представители китайской власти высказывали идеи приватизации госпредприятий и полного перехода на рыночное ценообразование.
С конца 80-х начинает реализовываться стратегия «оба конца снаружи», означающая одновременное использование импортного сырья и внешних рынков сбыта. Использование дешевой рабочей силы как главного преимущества на мировом рынке играла в этой концепции главную роль.
Несмотря на увеличивающиеся темпы роста экономики, уровень жизни тормозили рост населения, высокая безработица и ставшая итогом реформ инфляция. К концу 80-х ухудшение уровня жизни вызвало серию протестов и забастовок. В некоторых случаях власти были вынуждены вернуться к распределению товаров по карточкам, а в 1988 году рыночные реформы были практически приостановлены. Всеобщее недовольство в стране также вызывала коррупция и факты участия партийных руководителей в бизнесе. Эти темы в том числе были подняты студентами, вышедшими на площадь Тяньяньмынь в 1989 году. Однако после некоторых колебаний и внутренней борьбы (в ходе которой Дэн Сяопин представлял наиболее прокапиталистическое крыло бюрократии), в 1992 году рыночные реформы развернулись с новой силой, и в этот момент уже стало очевидно, что их цель — это реставрация капитализма.
Так в чем же заключалась разница условий, при которых началась реставрация капитализма в России и Китае?
К моменту начала реставрации капитализма в России, страна уже не имела бесконечного резерва дешевой рабочей силы. Стандарты жизни в результате социальных реформ во времена Хрущева и Брежнева значительно повысились. Советский рабочий уже сильно отличался от рабочего сталинских времен, жившего в бараке и носившего телогрейку. К концу 80-х практически в каждой советской семье были телевизор, стиральная машина, магнитофон. Многие рабочие имели собственные автомобили. Уровень жизни на селе был несколько ниже городского, но массовая крайняя нищета была давно ликвидирована. Все население страны было охвачено пенсионной системой, причем размер пенсии составлял сумму, позволяющую поддерживать приемлемый уровень жизни. Учитывая также то, что рождаемость несколько снизилась до уровня, соответствующего современному городскому обществу, нарождающаяся буржуазия не могла использовать страну как резервуар массовой дешевой рабочей силы для западного капитала и получать с этого преимущества. В 90-е в результате катастрофических реформ уровень жизни в России действительно резко снизился, но рабочий класс страны рассматривал такую ситуацию как ненормальную, не соответствующую стандартам жизни, к которым он привык. Все десятилетие продолжались забастовки и массовые протесты, политический режим был нестабилен и находился в опасности. В этих условиях для капиталистов было крайне рискованно и невыгодно инвестировать в промышленность, использующую дешевую рабочую силу как основное преимущество на мировом рынке. А в нулевые годы уровень жизни уже стал значительно расти.
Тут стоит отметить еще разницу в уровне и темпах урбанизации в Китае и России. На момент начала реформ в 1978 году в Китае на долю городского населения приходилось 17,92 %, в РСФСР такая доля городского населения была в 1926 году. В 2000 году в эпоху расцвета индустриального подъема в Китае было 36,22 % городского населения, для РСФСР это уровень последних предвоенных лет. Даже сейчас уровень урбанизации в Китае относительно невысок (около 60 процентов) и соответствует уровню РСФСР конца 60-х годов. При этом все годы китайских реформ сохранялась огромная разница между уровнем жизни на селе и в городе, китайский крестьянин оставался нищим.
В Китае не было своей эпохи Хрущева и Брежнева. Это как если бы реставрация капитализма в СССР началась в 30-е, и труд узников ГУЛАГа использовался в интересах американских корпораций. Правда, в 30-е годы западный капитал еще не нуждался в вывозе производства в третьи страны. Но такое допущение примерно описывает, что произошло в Китае.
Некоторый рост уровня жизни в Китае с конца 70-х происходил на основе капиталистического обогащения мелкобуржуазных слоев, а потом средней и крупной буржуазии. И хотя этот рост затронул и простых рабочих, и крестьян, он до относительно недавнего времени не мог ликвидировать массовой крестьянской нищеты и перенаселенности деревни. Взрывной рост населения привел к тому, что китайские власти ввели политику «одна семья — один ребенок», действовавшую до недавнего времени. В «социалистическом» Китае отсутствовали многие социальные права, которые характерны для большинства стран. Так на 1990 год пенсионной системой было охвачено лишь 5,4 процента населения страны. В результате реформ конца 70-х медицина для большинства населения стала платной.
Это нищее массовое крестьянское население и выступило источником дешевой рабочей силы, которую нарождающаяся китайская буржуазия использовала как свое главное преимущество на мировом рынке. Китайский капитализм поднялся на сверхэксплуатации прибывающих из сельских районов работников, которых на новых капиталистических фабриках ждала тюремная дисциплина и нищенские заработки.
Наоми Кляйн в своей книге «No Logo», ярко отобразившей систему вывоза производства империалистическими странами в страны третьего мира, в момент кульминации этой политики так описывала роль в ней Китая: «Угроза ухода предприятий из страны воспринимается в Кавите так болезненно еще и потому, что оплата труда на Филиппинах очень высока по сравнению с Китаем. Собственно говоря, по сравнению с Китаем она высока везде. И самое замечательное в этом то, что наиболее вопиющее жульничество с оплатой труда имеет место именно в Китае.
Общественные организации, занимающиеся трудовыми отношениями, сходятся на том, что для обеспечения прожиточного минимума в Китае рабочий на конвейере должен получать приблизительно 87 центов США в час. В США и Германии, где транснациональные корпорации закрыли сотни отечественных текстильных фабрик, чтобы перейти на производство в свободных экономических зонах, рабочим швейной промышленности платят в среднем 10 и 18,5 доллара в час соответственно. Даже при такой огромной экономии на оплате труда те, кто производит самые дорогие и знаменитые брэнды в мире, отказываются платить рабочим в Китае эти 87 центов, которые покрыли бы стоимость их жизни, предотвратили болезни и даже позволили бы посылать немного денег домой семьям. Проведенное в 1998 году исследование производства товаров под всемирно известными марками в особых экономических зонах Китая показало, что Wal-Mart, Ralph Lauren, Ann Taylor, Esprit, Liz Claiborne, Kmart, Nike, Adidas и J.C. Penney платят только малую часть этих несчастных 87 центов — некоторые даже и по 13 центов в час.» (Наоми Кляйн. No Logo. М. 2003 Стр. 274-275)
Но тут возникает вопрос: почему именно Китай, используя дешевую рабочую силу, экономически поднялся и смог впоследствии изменить свою роль в мировой капиталистической системе? Ведь промышленное производство тогда вывозилось и в другие страны Юго-Восточной Азии, Латинскую Америку, Турцию, некоторые страны Восточной Европы. Но экономические результаты этих стран были куда скромнее (если они вообще были), а для некоторых из них это был путь к деградации и отсталости, закреплению их периферийного положения.
Дело в том, что одно из завоеваний китайской революции было нетронуто капиталистическими реформами — это национальная независимость. Если в СССР после 1991 года власти стали действовать по указке МФВ и рецептам, которые отвечали интересам западного империализма, приведшим к развалу промышленности, к резкому сокращению научно-технического потенциала, то китайская бюрократия сохранила самостоятельность. И поэтому, когда Китай вписался в мировое разделение труда как резервуар дешевой рабочей силы, т. е., казалось бы, как периферия и полуколония, китайская бюрократия смогла направить этот процесс в русло формирования своей сильной национальной буржуазии и мощного национального капитализма. В понимании этого противоречия — ключ к пониманию «китайского чуда». В годы путинского правления бонапартистский режим в России, правда, тоже стал проявлять все большую самостоятельность и независимость от Запада. Однако это проявлялось главным образом в военно-политическом противостоянии с США, Евросоюзом и их сателлитами на территории бывшего СССР, и никак не отразилось на экономической политике, и не изменило сложившуюся в 90-е годы полупериферийную роль России в международном разделении труда.
Реальная самостоятельность Китая сохранялась при этом как сохранение элементов плана и значительный контроль государства над экономикой. Бюрократия сохранила контроль над экономическими процессами и смогла определять, по какому пути пойдет реставрация капитализма и нарождение новой буржуазии. Перенос производства на свою территорию Китай использовал для получения многих важных технологий, не обращая внимания на права т. н. «интеллектуальной собственности». Использовался и прямой промышленный шпионаж. США вынуждены были мириться с этим потому, что Китай был для нее важен не только как источник дешевых рабочих рук, но и со временем как все более важный рынок сбыта.
Со временем накопление капитала под контролем бюрократии привело к созданию собственных корпораций мирового уровня, успешно конкурирующих на мировом рынке, в том числе в сфере высоких технологий. Роль Китая в мировом разделении труда изменилась.
Однако Китай ни в коем случае не является обычной капиталистической страной. Несмотря на то, что формально сейчас доля государства в экономике составляет чуть больше трети, государство осуществляет широкомасштабный контроль и планирование над всей экономикой. Часть предприятий, относящихся к частному сектору, является некоей формой кооперативов под контролем государства. Государство своими директивами часто прямо ставит задачи перед всеми предприятиями, включая частные. Инструментом контроля над экономикой являются также партийные организации КПК на предприятиях.
Социальные изменения последних лет
По мере открытия все новых заводов и фабрик и численного роста рабочего класса растет и его сила. По стране в нулевые годы регулярно происходят забастовки с требованием повышения заработной платы и улучшения условий труда. Капиталисты и правительство вынуждены во многих случаях идти на уступки, и уровень зарплат в Китае постепенно растет. Однако, несмотря на эти уступки рабочему классу и широкое участие государства в экономике, характерными чертами трудовых отношений в стране остаются потогонная система, основанная на разжигании конкуренции среди рабочих и жестких форм контроля над ними.
Уже во второй половине нулевых Китай не имел очевидного «преимущества» дешевой рабочей силы на мировом рынке, а в 2008 году, как ответ на мировой экономический кризис, китайское руководство взяло курс на расширение внутреннего спроса. Ввиду этого стала проводиться политика, направленная на рост уровня жизни населения, расширение социальных прав, особенно в сельской местности. Стала развиваться всеобщая пенсионная система.
Поскольку экономика страны больше не может развиваться за счет дешевой рабочей силы, Китай пытается модернизировать промышленность. Так, например, на важнейшем заводе Foxconn (на котором собираются айфоны Apple и смартфоны Samsung) в результате роботизации численность работников была сокращена вдвое. Одновременно в стране быстрыми темпами растет сфера услуг. Все это, правда, не смогло остановить замедления китайского экономического роста.
Китай все же является частью мировой капиталистической системы, и его судьба не может быть отделена от того, что происходит с этой системой в целом. Наступивший в 2020 году самый мощный кризис капитализма за всю его историю не мог не затронуть Китай. Замедление китайской экономики само стало важнейшим фактором этого кризиса.
Существующие в Китае элементы планирования и контроля государства над экономическими процессами, так же как и уступки, завоеванные китайскими рабочими у капиталистов и государства, безусловно, являются факторами, которые дают Китаю некоторые преимущества в противостоянии мировой экономической катастрофе. Однако, пока в Китае существует капиталистический способ производства, который в мировом масштабе вступил в свою историческую фазу деградации и упадка, избежать этой упадочной исторической тенденции у Китая не получится.
Михаил Дороненко
Литература:
- История Китая с древнейших времен до начала XXI века.(в десяти томах)Том IX. Реформы и модернизация (1976-2009). Москва. «Наука» 2016.
2. История Китая. Москва. 2002
3. Фернандо Меццетти «От Мао до Дэна». М. «Материк». 2005
4. Место частного сектора в современной экономике Китая. The W&LL. https://thewallmagazine.ru/economy-in-china/
5. «Приватизации в Китае не было. Ведомости. https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2011/01/24/privatizaciya_pokitajski
6. «Десять лет, которые изменили Китай». Regnum. https://regnum.ru/news/economy/2600906.html
7. М.Ю. Коростиков «Власть и собственность в Китае» . Сравнительная политика 2(19) — 2015 https://cyberleninka.ru/article/n/vlast-i-sobstvennost-v-kitae/viewer
8. Michael Roberts.Xi takes full control of China’s future. https://thenextrecession.wordpress.com/2017/10/25/xi-takes-full-control-of-chinas-future/
9. По вопросу теории Теда Гранта о колониальных революциях см. http://rwp.ru/2019/08/06/%d0%ba%d0%be%d0%bb%d0%be%d0%bd%d0%b8%d0%b0%d0%bb%d1%8c%d0%bd%d0%b0%d1%8f-%d1%80%d0%b5%d0%b2%d0%be%d0%bb%d1%8e%d1%86%d0%b8%d1%8f-%d0%b8-%d0%b4%d1%80%d0%b3/ , и http://rwp.ru/2019/08/06/%d1%82%d0%b5%d0%b4-%d0%b3%d1%80%d0%b0%d0%bd%d1%82-%d0%ba%d0%be%d0%bb%d0%be%d0%bd%d0%b8%d0%b0%d0%bb%d1%8c%d0%bd%d0%b0%d1%8f-%d1%80%d0%b5%d0%b2%d0%be%d0%bb%d1%8e%d1%86%d0%b8%d1%8f/
10. По вопросу позиции Троцкого в отношении сталинской коллективизации см. так же «Преданная революция». М. 1991 г. стр. 35-37.