С формальной стороны правильно отсчитывать новое десятилетие с 2021 года, хотя обычно принято это делать с круглой цифры. Но в нашем случае это неважно, потому что 2020 год в силу его уникальности сам стал границей десятилетий.
Надо, конечно, еще учитывать, что реальные исторические эпохи редко совпадают с круглыми датами. Например, десятые годы начались в конце 2011 года, когда началась кампания по выборам в Госдуму. Эта кампания сначала мобилизовала в качестве наблюдателей на выборы довольно широкие слои «среднего класса» и молодежи, но главным было, конечно, не это, а то, что «Единая Россия» впервые за долгое время потерпела относительное поражение на выборах. Мы не знаем, каков был тогда масштаб фальсификаций, которые вызвали массовый протест, но даже если исходить из официальных данных, то изменение общественных настроений все равно было налицо. И это был довольно резкий перелом. И самое главное тут то, что против «Едра» голосовали не только в столице, но ничуть не в меньшей степени, а часто и в большей, в провинции, в больших и малых городах. Голосовали против «Едра» не только столичные, как тогда говорили, «креаклы», но и рабочие заводов Урала и Сибири.
У этой перемены настроений и последующих событий были вполне определенные экономические причины. Мировой экономический кризис 2008 года не так сильно ударил по благосостоянию российских масс, как, скажем, в США. А настроения во время кризиса были скорее что-то типа «переждем год, а там дальше будет все как раньше». И поначалу вроде бы этот прогноз начал подтверждаться. Докризисный уровень жизни восстановился, и вроде бы наметился рост, но этот рост был уже небольшой и снова стал замедляться, несмотря на снова выросшие цены на нефть. Очевиден стал тупик экономической системы нулевых. В то «тучное» десятилетие страна жила главным образом за счет доходов от продажи нефти, при этом деньги в промышленность не вкладывались, производительные силы не развивались, деградировала инфраструктура. Более того, массово продолжали закрываться промышленные предприятия. Олигархия и коррумпированная бюрократия вывозили гигантские объемы капитала за рубеж. Кризис выявил невозможность какого-либо развития при существующей модели. И этот тупик стал виден как «креаклу» из Москвы, так и простому рабочему. Другой вопрос, что дальнейшие перспективы развития страны они видели по-разному.
Зима 2011-2012 гг и последующая весна стали временем массовых митингов, которых столица не видела с 1990 года. Контраст был особенно очевиден после нулевых, когда, несмотря на бурную политическую жизнь и многочисленные социальные протесты и забастовки, численность уличных выступлений была крайне невелика. Собрать 1000 человек на митинг считалось большим успехом. Лишь КПРФ на 1 мая выводила десятки тысяч своего традиционного электората, но это был скорее отзвук еще 90-х. Но во время «снежной революции» на митинги собиралось под сотню тысяч и больше, при этом 90 процентов этих людей еще вчера было абсолютно аполитично.
Но в протесте начала десятых была другая проблема. Несмотря на то, что недовольство правящим режимом охватывало самые широкие слои населения, костяком протеста выступил т.н. «креативный класс» и его политические представители в лице либералов, которые сразу взяли руководство митингами в свои руки. Левые были недостаточно сильны, чтобы перехватить инициативу, хотя и много сделали для этого. Раздробленное на тот момент на множество мелких групп левое движение создало Форум левых сил в первую очередь для того, чтобы вырабатывать единую позицию и тактику внутри этого протестного движения и внутри него противостоять либеральному влиянию. В те дни мы писали: «Вожди либеральной оппозиции и правящий режим сейчас больше всего боятся одного — расширения социальной базы протестного движения за счет промышленного пролетариата и жителей провинции. Мощный протестный подъем в регионах поставил бы под вопрос не только политическую систему, которую в той или иной степени хотят изменить либералы, но и ее социально-экономическую основу, которую ни либералы ни правящий режим менять не намерены, а напротив намерены защищать ее до последнего. Как только протест перекинется на промышленные регионы, зазвучат экономические и социальные требования неприемлемые ни для одной из группировок российской элиты. Те митинги, которые уже состоялись в регионах, были, как правило, немногочисленны, но в большинстве случаев они прошли под красными флагами. Если движение в регионах станет шире, если громче станет слышен голос организованных рабочих, либералы начнут терять контроль над движением, которое им необходимо лишь как инструмент политического торга с властями. А для режима это будет означать невозможность отделаться мелкими уступками.
Именно поэтому сейчас либеральные публицисты и кремлевские пропагандисты едины в своем стремлении стравить между собой москвичей и жителей провинции, шахтеров с программистами, людей с высшим образованием с людьми его не имеющими. Только расколов народ можно сохранить политически ограниченный характер движения, выдвигающего лишь требования связанные с выборами. Это в свою очередь дает возможность элитам договориться между собой, кинув большинство населения страны вне зависимости от уровня образования или места проживания.
Либеральная пропаганда хочет представить московские митинги как протест «сытых и обеспеченных», внушить собравшимся на митинги, что они представляют из себя какую-то особую социальную группу противостоящую «быдлу». Либеральная публицистика вдалбливает такую картину в голову читателей как неоспоримый факт. А примазавшиеся к протестным выступлениям персонажи вроде Ксении Собчак или Божены Рынски делают откровенно провокационные заявления на эту тему, которые с радостью транслируют либеральные СМИ.
Кремль, в свою очередь, апеллирует к рабочим провинции, уверяя их, что московские митинги — это протест «зажравшихся» москвичей, оторванных от народа, которые хотят вернуть страну в 90-е. Одновременно кремлевские политтехнологи хотят навязать образованным горожанам в качестве их политических представителей откровенно одиозных и крайне реакционных персонажей вроде Прохорова или Кудрина.»
Произошло в целом так, как и было нами предсказано. Протест оказался изолированным Москвой, не перекинулся на предприятия. Режим даже не стал договариваться с либералами, а просто разгромил протест провокацией 6 мая и последующими репрессиями. А «креативной» молодежи Собянин кинул кость, привлекая людей из этой среды в свои инициативы по «урбанистике». С этого же времени Госдума стала штамповать разного рода запретительные законы, которые теперь стали ограничивать не только политические права, но и контролировать частную жизнь людей.
Однако массы были уже политизированы, и массовые митинги, хотя и меньшего масштаба, продолжились и в конце 2012 и в 2013 годах, а потом уже при новых обстоятельствах массовый протест в Москве возобновился в 2017 году и пока на данный момент закончился с началом эпидемии ковида.
В 2014 году резко обвалилась цена на нефть и рухнул рубль. Для населения это был гораздо более чувствительный удар, чем кризис 2008 года. Тогда же начавшийся конфликт на Украине, присоединение Крыма, санкции и антисанкции, резкое обострение конфликта с Западом совершенно изменили внутреннюю политическую ситуацию… Все это окончательно поставило точку на протестной волне, начавшийся в 2011 году. Произошло резкое изменение политической повестки. Внутренняя политическая жизнь практически замерла, а все внимание было переключено на внешнюю политику. Путин, тем временем, на патриотической волне вернул себе прежнюю поддержку. Впрочем, это произошло ненадолго.
Но, несмотря на политическое затишье, именно в это время начались, говоря словами Троцкого, важные «молекулярные процессы» в обществе. Эти процессы развивались, с одной стороны, параллельно и влияли друг на друга, но развивались все же по собственной динамике.
Во-первых, в эти годы политического затишья начался процесс политизации и полевения в среде молодежи. При этом политизация затронула главным образом подростков, часто школьников, что было совершенно нехарактерно для всей постсоветской истории.
Во-вторых, уход с улиц имел тот эффект, что многие люди стали искать ответы как на фундаментальные вопросы, касающиеся как развития страны, так и вопросы, касающиеся политической идеологии, истории, экономики в целом. Стали проходить разного рода бесплатные лекции, семинары, а часть политизирующейся молодежи стала создавать «марксистские кружки». Все это свидетельствовало о том, что людей все больше перестала удовлетворять не только примитивная официальная пропаганда из телевизора, но и не менее примитивная пропаганда либералов. У многих возникло стремление самим разобраться с тем, что происходит в стране, как вообще устроено общество, каковы законы исторического развития.
В-третьих, в самом конце этого политического безвременья, примерно с 2016 года, снова начало расти недовольство режимом среди широких масс. Эти настроения, медленно развиваясь, резко возрастут в связи с пенсионной реформой в 2018 году. И на этот раз недовольство вырастет не только «Единой Россией», но и лично президентом Путиным. Ролевая пропагандистская модель «хороший царь и плохие бояре», ранее, казалось бы, безотказная, перестает работать.
Десятые годы были бедны на значимые классовые бои. А те, что были — митинги против пенсионной реформы, протест дальнобойщиков в 2015 году — не имели последствий для развития самоорганизации рабочего класса, хотя, конечно, оказали влияние на степень недовольства правящим режимом. А протест медиков против разрушительной реформы медицины хотя и имел своим следствием развитие профсоюза «Действие», ввиду относительной малочисленности не смог повлиять на ситуацию и остановить реформу. В целом, в это десятилетие профсоюзное движение ослабло, активность профсоюзов уменьшилась и в рабочем движении снова стали возрождаться такие примитивные формы протеста, как голодовки. Большинство же политических протестов так или иначе проходило под руководством либералов (даже учитывая организационную слабость последних), либо вообще без внятного руководства, как недавние протесты в Осетии и Хабаровске.
В 2017 году в Москве снова начинаются массовые митинги под общедемократическими требованиями — против коррупции, за свободу Интернета, в защиту журналиста Голунова и т.д. Однако изменился состав этих митингов по сравнению с движением 2011-2012 гг. Во-первых, мы видим новое поколение молодежи, пришедшее в политику, во-вторых, сам состав этих митингов более демократичен в социальном плане.
В 2018 году проходит серия массовых митингов против пенсионной реформы. На проспект Сахарова по призыву КПРФ выходит количество людей, сопоставимое с толпами, которые выходили на эту площадь в 2012 году. Полевение населения и недовольство текущей политикой отражается так же в электоральных успехах оппозиционных кандидатов и, в первую очередь, кандидатов от КПРФ. Особенно важное событие в этом плане — это значительное укрепление позиций КПРФ в Мосгордуме.
Эпидемия ковида приостанавливает массовые митинги, но протестный потенциал в обществе не пропал, о чем говорят выступления в Хабаровске и Осетии.
Однако растущее недовольство существующим режимом в последние годы стало проявляться и в уродливых формах. В народной среде получило довольно масштабное распространение движение «граждан СССР». Это движение правильнее было бы сравнить со старообрядческими сектами при царизме. Подобные секты в то время во многом являлись формой отвержения авторитарной и эксплуататорской власти. Но это неприятие власти было направлено не на протест, а на уход от реальности и попытках жить по своим законам в дальних уголках Урала и Сибири. Подобно этим сектам «граждане СССР» уходят в иллюзорный мир, где, по их мнению, до сих пор существует СССР и они живут по его законам. Эту идеологию следует рассматривать не как политическую, а скорее как вариант светской религии. Однако такой факт, что данное движение с явно абсурдными и нелепыми установками и при этом с радикальным неприятием существующего режима получило достаточно широкое распространение — это важный симптом, показывающий динамику общественных настроений.
Для левого движения десятые были, с одной стороны, тяжелым десятилетием, временем потерь, но в это же время появились широкие перспективы для развития.
Самой массовой левой организацией оставалась, как и прежде, КПРФ. Вне зависимости от того, как вело себя руководство этой партии, несмотря на ошибки и оппортунизм, массы ее продолжали воспринимать как левую альтернативу режиму. И это происходило не только на выборах, но и в тех случаях, когда КПРФ вынуждена была действовать и на улицах. Так, митинги против пенсионной реформы в Москве (особенно первый из них) мобилизовали большие массы простых людей, не являющихся активом КПРФ и ее союзников. Последний момент тем более важен, что актив самой партии в десятые сильно сократился. Мобилизационные возможности КПРФ за счет членов организации снизились раз в десять по сравнению, скажем, с серединой нулевых. Однако КПРФ все же остается самой крупной левой организацией, имеющей отделения по всей стране.
В эти годы исчезли или превратились в небольшие группы многие значимые в предыдущие двадцать лет левые организации. В левом движении произошла смена поколений, а это всегда за собой несет как плюсы, так и минусы. Частично утрачивается опыт прошлого и приходиться многое строить заново, а это получается с разным успехом. Из реально действующих (т.е. не сугубо виртуальных и кружковых) организаций смогла нарастить численность, причем значительно, лишь Революционная Рабочая Партия. Однако и у нашей организации произошла серьезная утрата, умер основатель и лидер нашей партии Сергей Биец, который, кстати, единственный из левых лидеров девяностых-нулевых смог использовать появившийся в десятые потенциал.
Для нас, коммунистов, главным итогом десятилетия является даже не то, что было на улицах, а скорее то, что произошло и продолжает происходить в сознании людей. Рост левых настроений, политизация молодежи, все большая дискредитация режима в глазах масс. Все это важный задел на ближайшее будущее, но не надо забывать, что это будущее все же, в конечном счете, зависит от нас.
М.Д.