Разумеется, никаких иллюзий о способности массовых соглашательских партий реализовать пролетарскую программу нет и быть не может: гнилая сущность Ворониных-Зюгановых-Симоненко к 2021 году видна насквозь и настолько очевидна даже самому простому обывателю, что в это в большинстве случаев не верят даже рядовые члены их собственных партий.
Но значит ли это, что возможности установления пролетарской диктатуры в Молдове все эти 20 лет не было? Нет, абсолютно не значит. Ибо любой подъем левонастроенных масс есть возможность для последовательных революционных сил. Вопрос лишь в верных тактике и стратегии, которые бы дали самое необходимое в настоящий момент: смычку между этими самыми массами и партией большевиков-ленинцев. Но, к сожалению, последовательных марксистов за все эти 20 лет в Молдове так и не оказалось.
Ещё по ходу 90-ых годов новая буржуазная власть Молдовы продемонстрировала своё полное банкротство: была разрушена значительная часть и так не многочисленных промышленных предприятий, страна доведена до настоящей энергетической катастрофы, а абсолютно провальная экспансионистская политика расколола страну на 3 части.
И именно поэтому всеобъемлющее доминирование левой повестки к рубежу тысячелетий витало в воздухе, в силу чего действенность коммунистической агитации и пропаганды в тот период трудно переоценить: даже самая примитивная низовая агитационная кампания могла дать возможность небольшим левым группам сколотить вокруг себя десятки сторонников.
Но полноценный выход на массы даже в настолько благосклонный период времени не может обойтись одной лишь низовой активностью небольшой группы людей, как эффективно бы она ее ни вела. И именно поэтому наиболее рациональным решением в 2001 году было поддержать ПКРМ и влиться в ее избирательную кампанию, разумеется, ни на йоту не отказываясь от революционной пролетарской повестки и не укореняя надежды в массах, что даже полная победа оппортунистов напрямую приведет к пролетарской диктатуре.
Разумеется, речи о том, чтобы стать влиятельнее бюрократии ПКРМ во главе с Ворониным, тогда не шло и идти не могло. Но это дало бы революционным пролетарским силам доступ к совсем иного уровня трибунам: вероятно, даже непосредственно парламентской (сравните 101 место на 3 миллиона населения в Молдове с 450 на 146 миллионов в России). И это смогло бы стать ключевым инструментом для донесения своих позиций до масс, ибо даже за пределами стен парламента любое хоть сколько-нибудь серьезное мероприятие внутри ПКРМ имело общенациональное значение, так как партия правила страной, сосредоточив в своих руках все рычаги осуществления политической власти.
И острую критику, направленную против буржуазных сил перед выборами, было необходимо развернуть против самих «красных снаружи, но белых внутри» руководителей ПКРМ, ибо отказ от реализации своей собственной программы с их стороны пошел с самого избрания Воронина президентом: он так и не решился провести хоть сколько-нибудь широкую национализацию, оставив разграбленный неолибералами базис в абсолютно нетронутом состоянии.
Разумеется, даже самые прогрессивные надстроечные реформы не способны повлиять на базис: но даже от них к концу 2003 года так называемые «коммунисты» решили отказаться: русский язык так и не получил даже второстепенного официального статуса, а все переговоры о воссоединении с Приднестровьем были заморожены под давлением Брюсселя: президент-“коммунист“ официально заявил, что главный приоритет во внешнеполитическом курсе Молдовы является евроинтеграция, в силу чего от любого даже второстепенных изменений в надстройке стоит отказаться, если Брюссель сочтет их «вредными».
В сложившейся ситуации практически любой избиратель не мог не почувствовать себя обманутым, и к этим массам было необходимо апеллировать: и эти массы уже бы знали большевиков-ленинцев, так как они боролись с ними до этого бок о бок, и точно так же недовольны отказом от реализации бюрократией ПКРМ своей собственной программы, как и сотни тысяч простых трудящихся.
Но это была отнюдь не единственная возможность для авангарда молдавского пролетариата, и речь тут отнюдь не об “Оранжевой революции” 2009 года: она никак не способствовала возрастанию популярности левой повестки, и единственным благоприятным сценарием для марксистов была бы разве что организация совсем иного центра притяжения, основанного на левой повестке, который бы разорвал сложившуюся к тому времени дихотомию между Ворониным и проевропейскими либералами. Но вопрос об этом мог бы стать лишь в том случае, если революционные марксисты уже к тому моменту представляли собой значительную силу общенационального масштаба; в противном случае они были бы вынуждены стать безучастными созерцателями происходящего. Но подъем проевропейских настроений продлился совсем недолго.
Пришедшая к власти либеральная клика максимально дискредитировала себя уже к 2015 году, последней каплей чего стало беспрецедентное в своей наглости воровство миллиарда евро из 3 банков Молдовы. И уже в этих протестах, в которых либеральная повестка сменилась на социальную, несмотря на номинальный “общедемократический характер”, стала возможностью для левых сил, и они ею воспользовались. Проблема лишь в том, что во главе этих левых оказался Игорь Додон и партия социалистов.
Активно используя левую риторику и совмещая ее с прогрессивным отказом от проевропейского курса, ему удалось стать в авангарде протестного движения 2015-2016 годов, отодвинув на второй план Нэстасе и Усатого, которые являлись простыми либеральными популистами.
Сплочение вокруг данной повестки, а также избирательной кампании Додона в 2016 и ПСРМ в 2019 годах могли также дать немало политических очков, хоть данные события уже не имели настолько всеобъемлющего характера, как события в самом начале тысячелетия. Но когда десятки тысяч людей выходят на улицу и стихийно борятся за свои классовые интересы – это всё равно превосходная почва для ведения агитации и дальнейшей организации масс.
Но ни одна из данных возможностей использована не была. И именно поэтому, несмотря на историческое достижение единства между ПКРМ и ПСРМ и проведения ими демонстраций, в которых приняли участие десятки тысяч человек по всей стране, трудящиеся увидели в “блоке социалистов и коммунистов” лишь беззубых политически импотентных соглашателей. И так как кроме них некому было отстаивать левую повестку, беспрецедентно широкие слои левонастроенных масс остались дома: явка на выборах впервые в истории составила меньше половины избирателей, и последний оплот левой повестки – абсолютное большинство мест в парламенте — перешло в руки проевропейских либералов, которым и суждено полноценно определять политический курс страны в следующие несколько лет.
Проиграна ли классовая борьба в Молдове? Нет, отнюдь. Пролетариату этой небольшой постсоветской страны ещё предстоит добыть себе свободу в ожесточенном классовом противостоянии. Но сделано это будет уже в совсем иную историческую эпоху, и станет следствием подъема уже не этого поколения пролетарских масс, возглавляемых уже совсем иными политическими силами.
С.П. Козырев