Интервью с сопредседателем межрегионального профсоюза работников здравоохранения «Действие» Андреем Коновалом. Специально для газеты Рабочая Демократия.
Спецкор (СК): Читателям газеты Рабочая Демократия хотелось бы узнать о профсоюзе «Действие» и о том, как сейчас в России обстоят дела с защитой трудовых прав работников здравоохранения.
Андрей Коновал (АК): Начнём со второй части вопроса. С трудовыми правами медицинских работников всё очень плохо. Наверное, хуже, чем в большинстве других отраслей. Большинство медиков абсолютно юридически безграмотны. Этому есть своё объяснение, потому что в советское время считалось, что здравоохранение – это одна из важнейших отраслей работы государства. Для медиков была прописана достаточно серьёзная правовая база, связанная с защитой их интересов: это и дополнительные отпуска за вредность, и доплаты за вредность. Долгое время работала единая тарифная сетка и была достаточно стройная и прозрачная система оплаты труда. Понятное дело, что в 90-е годы зарплаты были низкие и одно время вообще не выплачивались, но никто не оспаривал, что не выплачивать зарплаты неправильно. Когда медики выходили на улицы, власти воспринимали это как нормальное явление, и, в общем-то, проблемы решались. Работа медиков всегда была непростой, и нормальная психология врача и медсестры, нормальная психология медицинского работника, как и учителя и преподавателя ВУЗа, подразумевает уважение к своей профессии. Большинство медицинских работников привыкли работать, «пахать», а поскольку денег всегда не хватало, то, соответственно, всегда были распространены подработки ( работа в ночное время, работа на полторы ставки, иногда даже до двух ставок), особенно в связи с дефицитом кадров. Было выпущено специальное правительственное постановление о том, что можно до двух ставок работать. Но что происходит в нулевые годы? Происходит отказ от единой тарифной сетки в бюджетных отраслях. Медучреждения переводятся на самоокупаемость. Отменяется возможность прямого бюджетного финансирования по большинству видов оказания медицинской помощи. И в этой ситуации исчезают единые чёткие правила регулирования труда, а нормирование труда всегда было неразвито. И второй момент: администрация получает большие возможности, большую свободу действий в формировании системы оплаты труда именно внутри медучреждения, и возникает соблазн… Условно говоря, между верхушкой, главврачом и какими-то особо приближёнными к нему кадрами (причём я не исключаю определённый коррупционный элемент, достаточно распространённая у нас вещь) и основной массой медработников возникают противоречия. Причём очевидно, что всё это накладывается на недостаток финансирования отрасли и конкретных медучреждений. Перед главврачом опять же стоит вопрос, куда потратить эти деньги, заработанные этим медучреждением: на зарплату, на медикаменты, на горюче-смазочные материалы, на коммунальные услуги и т.д. Известно, что сейчас примерно 70% идёт на зарплату и оголяет другие участки. Возникает соблазн, чтобы работников было меньше, а работу бы они выполняли в том же объёме и даже больше. Всё это создаёт условия для сверхэксплуатации медицинских работников, которая усугубляется дефицитом кадров. Кроме того, ведется пропаганда, что сфера здравоохранения – это сфера услуг, а не медицинской помощи. Возникает определённый потребительский экстремизм со стороны пациентов. Я не говорю, что пациенты не правы, когда жалуются на проблемы, недочёты и врачебные ошибки, — это всё естественно. Но в условиях хронических перегрузок врачей, постоянных штрафов (включая вычеты из зарплаты), которым они подвергаются со стороны администрации, сложно ожидать, что медик будет и лечить качественно и в полном объёме и при этом предоставлять сервис в виде дежурных улыбок, будто это менеджер в магазине по продаже пылесосов. Хотя это нормально, чтобы пациент чувствовал себя комфортно, чтоб к нему проявляли участие. Во всей этой ситуации также идёт вымывание, вернее, перерождение руководящих кадров. Чтобы контролировать данную ситуацию, чтобы проводить сокращения, чтобы удовлетворять чиновников, не ссориться с ними, во главе учреждения нужны карьеристы, то есть люди, готовые не ставить принципиальные вопросы перед руководящими инстанциями, а выполнять их волю. Есть такая тенденция: беспринципные, корыстные и карьеристы приходят к власти в руководстве учреждений. Естественно, при этом возникает социально-трудовой конфликт. Профсоюз «Действие» появился в известном смысле как ответ на подобную ситуацию. Могу даже вполне конкретную историю вспомнить. Профсоюз «Действие» возник из двух групп медработников: одна в Москве, другая в Ижевске. В Москве была группа не только медработников, но и пациентов и левых активистов, которые боролись против оптимизации некоторых медицинских учреждений…
СК: Это наверняка речь идёт про 2005 год (борьба против монетизации льгот)?
АК: Нет, здесь речь идёт про одиннадцатый-двенадцатый год. В Ижевске группа медработников: врачей детских поликлиник, участковых врачей и медсестёр — была недовольна тем, что в связи с дефицитом кадров их вынуждают работать и вести приём на втором, а иногда и на третьем участке. Врачи принуждались к этому, хотя по закону они должны выполнять свои непосредственные обязанности, а всё остальное лишь с их письменного согласия. Получалось, что, вместо того чтобы тратить на приём одного ребёнка в среднем 12-15 минут, врач, особенно в период осенне-зимних обострений эпидемий и повышения заболеваемости, был вынужден уделять ребенку 3-5 минут, принимать огромное количество пациентов и уходить с работы спустя три-четыре часа после окончания формального рабочего дня, да ещё и работать с медицинской документацией по выходным или перед сном. Поэтому группа медработников решила протестовать и обратилась за помощью в координационный совет «Гражданское действие» (это протестная организация, работающая с социальными инициативами), в котором я состоял. Одновременно в конце 12-го года возникла инициатива Конфедерации труда России (КТР) создавать независимые профсоюзы в бюджетных отраслях, образовании и здравоохранении. К тому моменту уже были созданы такие профсоюзы среди учителей (профсоюз «Учитель») и среди вузовских преподавателей («Университетская солидарность»). Поскольку мы здесь, в Ижевске, готовили протестную кампанию против перегрузок, за нормализацию работы с пациентами для участковых детских врачей (педиатров), получилось, что мы совместили данную протестную кампанию с собственно созданием профсоюзных структур. В конце декабря состоялась конференция из представителей московских и ижевских групп, на которой был создан межрегиональный профсоюз «Действие»– не всероссийский, потому что во всероссийский должно входить не менее 50% регионов. Мы и до сих пор не всероссийский профсоюз (сейчас 26 регионов, если я не ошибаюсь, имеют наши первичные организации), формально зарегистрировались мы в августе 12-го года. Была проведена яркая протестная кампания. Первая акция прошла ещё в конце декабря – пикет у дворца президента Удмуртии (резиденция главы Удмуртской республики — прим.), потом в феврале состоялась межрегиональная акция, инициированная московской группой. В марте в Ижевске началась забастовка детских врачей, которая закончилась в конце апреля, пройдя через этап итальянской забастовки до создания порядка десятка первичных организаций в медицинских учреждениях Ижевска. Была даже трёхдневная голодовка протеста, чтобы уже додавить ситуацию, поскольку врачи были уже морально истощены, поскольку требовалось ограничивать время приёма. Это не значит, что врачи бросали своих пациентов, но они и не форсировали приём, а тратили на ребёнка столько времени, сколько нужно, ориентируясь на общий норматив в 12 минут. Проводилась тактика работы не по инструкции (итальянская забастовка), а в соответствии с нормативами Трудового Кодекса и практическими нормативами усреднённого приёма. Уход с работы должен быть ровно в 16:48.
Понятно, что если бы в нашей кампании приняли участие тысячи детских врачей, это могло бы ударить по пациентам, парализовать работу. Естественно, мы бы так эту кампанию не строили. Ввели бы некоторые ограничения, но приём бы оказывали. Понятно, что эта акция в целом носила скорее символический характер с точки зрения самой поднятой темы, и понятно, что серьёзного влияния на сокращение медицинской помощи она не могла оказать. Нашей задачей было привлечь внимание, ведь врачи и медсёстры хотят работать по Трудовому Кодексу и хотят полноценно оказывать помощь детям. Вообще своё решение о желании принять участие в этой забастовке на митинге объявили 16 врачей (медсёстры по определению были вынуждены принять участие, потому что они не могут принимать без врача). Приступило, если я не ошибаюсь, 11, а так как мы изначально планировали, что акция пройдёт всего неделю или две, мы в итоге вынуждены были её продлить. На этом этапе осталось семь врачей в двух поликлиниках, 8-ой и 9-ой детской. Правда, при этом стали возникать первички в стационарах в других поликлиниках, которые формально заявляли о желании принять участие в забастовке, и мы их приняли. Но основное острие борьбы, вся тяжесть борьбы легла на плечи вот этих буквально семи человек. И они её вытащили, эту ситуацию, хотя здесь было жёсткое противодействие. Президент Волков (тогдашний глава региона) орал с трибуны Госсовета, что ФСБ должна разобраться с этими отморозками и что никаких прав мы вам не будем давать, что это незаконная прибыль и так далее. Дело выплеснулось на федеральный уровень. Минздрав России испугался, что подобное движение может перекинуться на другие регионы, видел, что буквально все федеральные каналы побывали в Ижевске (я уж не говорю про иные СМИ). В итоге, Минздрав вмешался, вмешалось даже руководство Федерального фонда. Была проведена реформа оплаты труда: во-первых, участковой службы, во-вторых, поликлинической службы, но она этим не ограничилось. Де-факто была изменена система оплаты труда вообще. Для амбулаторного звена мы добились оплаты за каждого принятого пациента, и это, по крайней мере, смягчило ситуацию: если уж врач задерживается на приёме пациентов, то ему идёт реальная доплата за этих людей. Это довольно серьёзно: от пяти до десяти тысяч выходило по сдельной стимулирующей оплате с учётом того, что оклад тогда был где-то 5600, если я не ошибаюсь, ну а общий заработок был где-то тысяч 10-12. Серьёзно стали доплачивать за второй участок и оформлять как совместительство, и в результате участковые врачи стали получать очень неплохо. В итоге, выплаты разным категориям медработников увеличились на 30-50%. Было выделено 610 млн. рублей из трансферов и регионального бюджета. Сейчас ситуация по-прежнему неплохая: несмотря противодействие начальства, многие медработники стали вступать в наш профсоюз. На данный момент в нём состоит примерно две тысячи работников. Мы воспользовались майскими указами президента и потребовали поднять заработную плату на 200% (на 100% для младшего состава сотрудников).
30 ноября мы провели семитысячный митинг, и он сопровождался поддержкой в 70-ти населённых пунктах. Особо массовой поддержки не было, но, тем не менее, уровень протеста был довольно высокий. Без поддержки какого-либо постороннего ресурса была организована почти всероссийская акция. В Москве удалось отстоять одну больницу, и правительство начало выплачивать компенсации. В итоге это сбило протест, но в целом акция удалась. Весной 2015 года в итальянской забастовке участвовало около 20 медиков. Правительство Москвы начало информационную контратаку, и нам тогда не удалось пробить её. В больницах начали увеличивать время приёма пациентов. На федеральном уровне были приняты стандарты повышения часов приёма.
СК: Как обстоят дела с официальным профсоюзом работников здравоохранения?
АК: Есть «Профсоюз работников здравоохранения», он объединяет от 100 тысяч до одного миллиона работников. Разумеется, он не является полностью самостоятельным. Большинство профкомов в постсоветское время оказывают поддержку главврачам. Если большинство работников (более 50%) значатся в таком профкоме, то такой профком может вносить поправки в коллективный договор без общего собрания трудового коллектива. Хочу подчеркнуть, что эти профсоюзы имеют определённое влияние, несмотря на нынешний Трудовой Кодекс. Всё зависит от конкретного руководителя профкома. Были реальные случаи защиты прав работников со стороны официального профсоюза. ФНПР (Федерация независимых профсоюзов России) входит в трёхстороннюю комиссию на федеральном уровне, выступающую против пенсионной реформы, и начинает протестные акции в городах. Официальные профсоюзы имеют довольно рыхлые структуры и много имущества в своей собственности, по этой причине они не могут выступать против власти. И не вина профсоюзов, что протест не так силён, ведь население не проявляет соответствующей протестной активности. КТР первой начала протестные мероприятия, наша петиция уже в июле собрала более трёх миллионов подписей. Неправильная позиция – обвинять людей в том, что они не смогли договориться. Действие с разных направлений даёт свободу и силы для выбора.
СК: На выборах мэра Москвы 9 сентября вновь победил Собянин, причём с большим отрывом. Правительственные СМИ делают его олицетворением «стабильности и процветания» Москвы. В то же время мы помним массовые протесты медиков против «оптимизации» московского здравоохранения в 2016 году. Как изменилась и изменилась ли ситуация в столичном здравоохранении с 16-го года?
АК: Вопрос о позиции по Собянину на политическом уровне не ставился. Но не случайно мы проводили забастовки против оптимизации. И есть ряд вопросов к правительству Москвы по поводу выполнения майских указов президента. В Москве на порядок лучше ситуация с здравоохранением, однако и здесь имеются инциденты. Достаточно вспомнить случай врачом гинекологом, требовавшим установить нормальные часы приёма вместо выплат. Ей не продлили трудовой договор, потому что не могут платить меньше 70-ти тысяч. Установка на выполнение указов была такой. Есть также проблемы с недофинансированием и нехваткой некоторых узких специалистов, оборудования для анализов. Закрыты некоторые больницы (психиатрия).
СК: Хотелось бы услышать несколько слов о предстоящей кампании в защиту общественного здравоохранения.
АК: Предстоящая протестная кампания возникла из-за ситуации в некоторых московских медучреждениях, в том числе в ГБУ «Центр патологии речи и нейрореабилитации», ФГБУ «Институт хирургии им. А.В.Вишневского», где имели место сокращения и увольнения опытных врачей и учёных. Также поступили сигналы, что в федеральных учреждениях ситуация хуже, чем в учреждениях, подчинённых московским властям. До выборов начинались выплаты, но после прекратились, и началось сокращение зарплат и самих работников. Федеральная кампания будет анонсирована московским митингом, который запланирован на 14 октября. В том числе поднимается вопрос о защите врачей от уголовного преследования на основании врачебной ошибки, как, например, в нашумевшем деле Елены Мисюриной. Во многих регионах есть подобные дела. Мы считаем, что Следственный комитет отвечает на социальный заказ в поиске виновных в ухудшении качества здравоохранения, перенаправляя гнев на рядовых медиков.
Мы планируем митинги рядом с Министерством здравоохранения и ставим следующие задачи. Стратегической задачей является защита социального здравоохранения и достоинства медицинского работника, т.к. имеется тенденция к полной коммерциализации здравоохранения. Платные услуги важны для медицинского бизнеса. Нельзя забывать о лобби страховых компаний, имеющих процент со штрафов медучреждения. Частный бизнес не должен паразитировать на государстве.
Протестами можно добиться очень многого, но если гражданский контроль над решениями слаб, то в течение небольшого времени все вернется на круги своя, поэтому обществу требуется обрести навыки социальной борьбы и солидарности. И здесь нужны независимые политические партии и независимые профсоюзы. Любой успех влечёт за собой воодушевление и ведёт к повышению гражданского протестного сознания.
Интервью взял Саша Коземаслов