Журнал «НОЖ» решил продублировать в своем сообществе ВКонтакте прошлогоднюю статью «Свято место пусто не бывает. Наука отобрала у людей Бога — что она предлагает взамен?»[1]. Статья действительно важна для этого журнала – на содержит откровенно биологизаторский взгляд на мораль, и, конечно же, мы снова видим как либеральные идеи неминуемо вытекают из такой биологической редукции. Мы такое уже наблюдали, когда писали о статье про генетический супермаркет в прошлой статье [2]. Почему мы снова обращаем внимание на подобные творения? Во-первых, это действительно квинтэссенция либеральной мысли, которая полностью доминирует среди ученых естественных наук. Эта мысль даже выходит за рамки простой биологии, и, конечно же, влияет и на современную социологию. Во-вторых, критическая заметка по данной статье позволит нам проиллюстрировать материалистические взгляды на мораль, показать собственный взгляд на природу морали и её развитие.
Диалектический материализм против эволюционной этики
Итак, начнем с «очевидного-неочевидного», как нам предлагает автор статьи:
Начнем с очевидного-неочевидного.
Утверждение «без религии нет морали» считает верным большая часть земного шара. Согласно исследованиям психолога Уилла Джервейса, жители всех континентов склонны считать неверующих более аморальными, хотя ни одна статистика мира этого не подтверждает.
И не могла бы, поскольку нравственность не зависит ни от существования Бога, ни от существования его храма. Она, как и сексуальный инстинкт, — продукт эволюции и неотъемлемое условие нашего выживания. (Под выживанием понимается не «я убил мамонта, поел и сегодня не помер», а успешная передача наибольшего числа своих генов). С точки зрения биологии всё, чем мы тут занимаемся, в принципе подчинено одной цели — постоянному воспроизводству природы.
Жажда добра и секса явилась на свет как «побочный эффект» других, более необходимых для этой цели опций. В дизайн-проект человека сексуальный инстинкт вводился как подпорка для репродуктивной функции и только, но со временем он превратился в обособленную силу, настолько мощную, что некоторые австрийские психоаналитики стали располагать его в центре всей человеческой жизни. Ситуация с нравственностью — та же.
Быть альтруистами нам биологически выгодно — в далекие времена установки «люби ближнего своего» и «жертвуй во имя него» позволяли небольшим группам родственников выжить и растянуть во времени свои родословные.
Сообщества расширились, а эмпатия осталась, и потому сегодня мы чувствуем жалость и боль при виде страданий незнакомого человека.
Здесь делается несколько очень сильных утверждений, с которыми мы готовы решительно не согласиться:
• Мораль – продукт эволюции и неотъемлемое условие нашего выживания.
• Мораль не зависит от существования религии.
• Эмпатия и сознание – тоже являются исключительно продуктом эволюции.
Такая постановка вопроса абсолютно не нова. Авторы действительно пытаются критиковать религиозный и мистический подход к морали. Но уходят совсем недалеко, они пытаются фактически воскресить дурно-пахнущий и глубоко погребенный труп социал-дарвиниста Герберта Спенсера (конечно же, ярого антисоциалиста). Он «развил» учение Дарвина о естественном отборе, переложив его на общество, и заключил, что этика и мораль – следствие биологической эволюции, приспособления, это то поведение, которое соответствует «наибольшей продолжительности, широте и полноте жизни». Современные ученые недалеко ушли от этого, лишь немного забыли о расизме Спенсера, потому что он совсем перестал быть модным в наше время даже в высших кругах. Казалось бы, теория Спенсера и его современных последователей по всем критериям соответствует материализму – она отвергает мистическое начало и пытается объяснить мораль с точки зрения естественной науки. На самом же деле, этот подход в корне не верный и совершенно не согласуется с развитием общества и историей.
Мы уже ни раз писали о таком старом буржуазном приеме биологической редукции, например в статье об инстинктах [3]. В чем заключается его суть? Мы знаем, что в традиции диалектического материализма принято выделять качественные уровни организации материи: физический, биологический, общественный. Каждый из этих уровней отличается качественно новыми формами движения и организации материи. Это вовсе не означает, что таких «уровня» всего три: мы можем отделить от физики химию, а химию разделить на органическую и неорганическую, можем поделить физику на классическую и квантовую. Эти разделения помогают нашему мышлению увидеть особые формы движения материи, и изучать взаимодействия во всей полноте. Мы отлично понимаем, что новые формы движения материи появляются из сложной организации старых форм. Например, отличительная черта биологического взаимодействия – это процесс обмена обществ. Этот процесс с одной стороны носит полностью химический характер. Но эта новая сложная форма движения, которая существует только в определенных условиях, обязывает нас взглянуть на биологическую материю как на нечто качественно новое и сложное. Заставляет нас использовать новый язык, новые подходы, новую методологию. Аналогично происходит и с анализом человека, его сознания и человеческого общества. Он не сводим к своему биологическому началу.
Таким образом, корень ошибочности биологической редукции заключается в попытках объяснить качественно более сложную организацию материи через формы более примитивные. Почему человек и его поведение не сводимо просто к животным, их инстинктам и теории естественного отбора? Потому что человек обладает сознанием, которое является уже не просто результатом биологических процессов – это результат общественного развития человека. Без общества, у человека не будет ни сознания, ни эмпатии, ни речи, ни мышления. Он будет совсем беспомощным и вряд ли выживет. Очень подробно эта проблема рассмотрена в работе Э. Ильенкова «Что же такое личность?» [4]:
Физиолог исследует все то, что происходит внутри органического тела индивида, внутри биологической единицы. И это его монополия. А чтобы понять, что такое личность, надо исследовать организацию всей той совокупности человеческих отношений конкретной человеческой индивидуальности ко всем другим таким же индивидуальностям, то есть динамический ансамбль людей, связанных взаимными узами, имеющими всегда и везде социально-исторический, а не естественно-природный характер. Тайна человеческой личности потому-то веками и оставалась [328] для научного мышления тайной, что ее разгадку искали совсем не там, где эта личность существует реально. Совсем не в том пространстве: то в пространстве сердца, то в пространстве «шишковидной железы», то вообще вне пространства, то в особом «трансцендентальном» пространстве, в особом бестелесном эфире «духа». А она существовала и существует в пространстве вполне реальном – в том самом пространстве, где размещаются горы и реки, каменные топоры и синхрофазотроны, хижины и небоскребы, железные дороги и телефонные линии связи, где распространяются электромагнитные и акустические волны. Одним словом, имеется в виду пространство, где находятся все те вещи, по поводу которых и через которые тело человека связано с телом другого человека «как бы в одно тело», как сказал в свое время Б. Спиноза, в один «ансамбль», как предпочитал говорить К. Маркс, в одно культурно-историческое образование, как скажем мы сегодня, — в «тело», созданное не природой, а трудом людей, преобразующих эту природу в свое собственное «неорганическое тело».
Лев Троцкий в работе «Их мораль и наша»[5] тоже полемизировал с моралистами-эволюционистами:
«Эволюционный» утилитаризм Спенсера также покидает нас без ответа на полпути, ибо, вслед за Дарвином, пытается растворить конкретную историческую мораль в биологических потребностях или в «социальных инстинктах», свойственных стадным животным, тогда как самое понятие морали возникает лишь в антагонистической среде, т.-е. в обществе, расчлененном на классы.
Буржуазный эволюционизм останавливается бессильно у порога исторического общества, ибо не хочет признать главную пружину эволюции общественных форм: борьбу классов. Мораль есть лишь одна из идеологических функций этой борьбы. Господствующий класс навязывает обществу свои цели и приучает считать безнравственными все те средства, которые противоречат его целям. Такова главная функция официальной морали. Она преследует «возможно большее счастье» не большинства, а маленького и все уменьшающегося меньшинства. Подобный режим не мог бы держаться и недели на одном насилии. Он нуждается в цементе морали. Выработка этого цемента составляет профессию мелкобуржуазных теоретиков и моралистов. Они играют всеми цветами радуги, но остаются в последнем счете апостолами рабства и подчинения.
Итак, идеология, мораль, этика и сознание человека – это продукты развития человеческого общества, это продукты развития производства, производственных отношений и борьбы классов. Мораль не является чем-то незыблемым, навеки данным (для «доказательства» существования «универсальных моральных ориентиров авторы статьи приводят крайне смехотворный опрос Гарвардского ученого по поводу известной «моральной дилеммы» о вагоне и двух путях!). Мораль развивается гораздо быстрее, чем происходит эволюция и естественный отбор. Мы не можем сводить изучения человека к изучению его биологии и нейрофизиологии или к электричеству, как не можем сводить изучение биологии к движению атомов и физических взаимодействий.
Мораль мориори и маори
Прекрасно иллюстрирует беспомощность эволюционного подхода к морали трагическая история несчастного и отважного народа мориори[6]. Этот народ является потомком одного из племен маори, населяющего территорию современной Новой Зеландии. Предки мориори в конце XIV века переселились на острова Чатем. Эти острова имеют крайне тяжелые условия для выживания. На вулканических породах этих островов было невозможно вести сельское хозяйство, и мориори были вынуждены добывать себе пропитание в море или заниматься охотой и собирательством в джунглях. За несколько столетий мориори адаптировались к условиям архипелага Чатем, например, изменились формы их каноэ, которые требовали гораздо меньше древесины чем аналоги маори. Переселение также коренным образом повлияло на традиции и мораль мориори.
«Родственники» мориори – маори – известное полинезийское племя. Их быт и культура с давних времен основывается на культе войны, очень популярны сегодня их воинственные танцы хака. Во время завоевания англичанами Новой Зеландии маори, значительно уступавшие им в вооружении, дали им небывалый отпор. В конце концов, представители маори за свою доблесть были приглашены в парламент, а во время Первой мировой войны даже были сформирован корпус из маори, известный своей стойкостью и жестокостью[7]. Конечно же, в таком воинственном племени долгое время существовал ритуальный каннибализм.
Но как поменялась культура мориори, когда они покинули племена маори и стали жить в гораздо более тяжелых условиях? Оказалось, что воинственность и каннибализм являются роскошью на архипелаге Чатем. С такими традициями мориори бы не смогли выжить. Поэтому их мораль и религия претерпели очень серьезные изменения. Уже на рубеже XV-XVI веков (то есть через пару поколений после переселения) вождем Nunuku-whenua были сформулированы основные принципы новой морали маори: были введены строжайшие запреты на ведение войн, на каннибализм и вообще на насилие:
«… Когда люди сердятся и чувствуют, что они в гневе могут ударить другого человека, они могут это сделать, но лишь палкой толщиной не более чем в большой палец, и длиной не более руки. Бой заканчивается при первом повреждении кожи или появлении капли крови и тогда все должны считать, что их честь удовлетворена».
История этого славного народа кончилась геноцидом: все мориори были истреблены маори в XIX веке, бежавшими на Чатем от британского нашествия. Мориори не нарушили религиозного запрета на ведение войны и не дали отпор закаленным в боях с британцами маори.
Применим принцип от «конкретного к абстрактному» и подумаем, какие выводы мы можем сделать из истории этого народа? Эволюционист-биологизатор, конечно же, сразу скажет о том, что принцип естественного отбора тут работает в полной мере – мораль мориори адаптировалась к тяжелым условиям архипелага. Мы вовсе не будем отрицать факт «адаптации», наоборот – эта адаптация морали показывает, как бытие формирует сознание, как материальные условия формируют идеи, мораль и даже религию. Но категорически неверно будет приравнивать эту адаптацию к естественному отбору. Во-первых, механизмы возникновения этой самой морали никак не связаны с эволюцией – возникновение новых норм произошло приблизительно через сто лет после переселения, это не может быть результатом эволюции. Во-вторых, здесь вовсе не было никакой конкуренции между индивидами или популяциями, мориори как единый коллектив прибыли на острова и как единый коллектив приняли новые нормы. Таким образом, вообще отсутствуют сами условия для естественного отбора. Более хитрый эволюционист просто скажет, что на самом деле ген «альтруизма и доброты» просто «спал» у жестоких маори, и он активировался у мориори в соответствующих условиях. Мы в ответ на это скажем лишь, что, во-первых, современная наука почти ничего не знает о генах, формирующих поведение человека, а во-вторых, этот «пируэт» лишь доказывает положение, что именно бытие, внешний мир формируют мораль и идеологию человека, а не заложенные в нем биологические «программы».
Мораль и религия
Важным моментом в истории мориори является встраивание морали в религию, появление пацифистского религиозного культа. Иллюзия вечности эволюционной морали, конечно же, помешала авторам понять её отношения с религией:
Казалось бы, зачем тогда был изобретен Бог как идеальный ориентир заблудших душ?
Дело в том, что, хотя нравственность и заложена глубоко в нашей подкорке, там же у многих хранится и модель поведения «на словах я Лев Толстой, а на деле не очень». Стародавние теологи отлично понимали эту простую истину и необходимость аксиоматических правил, а потому превращали богов в регуляторы морали.
По-вашему мораль же якобы подсознательна? Тогда зачем вообще придумывать бога?
Для того, чтоб разобраться в связи морали и религии, мы должны рассмотреть мораль (в том числе сугубо религиозную) как частный случай идеологии, а организованную религию – как частный случай системы власти. Тогда все встанет на свои места. Действительно, идеология правящего класса призвана укреплять власть этого класса. Она базируется на защите сложившихся производственных отношений, поэтому во многом определяется способом производства. Иллюстраций на эту тему можно привести великое множество: например, идеология Древнего Рима, которая защищала власть аристократии и рабовладельцев. В древнеримской системе ценностей (собственно, морали) раб не являлся человеком. И эта идеология проявлялась во всей отраслях власти, она регулировала экономические нормы (раб имел цену, сопоставимую с ценой скота), юридические законы (убийство своего раба не преследовалось. В конечном итоге, идеология формировала и языческую религию, которая, как и у греков, была национальной и другие национальности (к которым были приравнены и рабы) считались «низшими», неполноценными. Буржуазные ценности Англии XVII века быстро нашли своё отражение в протестантизме – не зря аграрные тори выступали за католицизм, а капиталистические виги – за англиканство. Одним из самых хрестоматийных примеров слияния идеологии и религии является, пожалуй, кастовая система в Древней Индии.
Таким образом, религия действительно не является источником морали. Но не потому, что мораль заложена в человеке заранее, а церковь пытается её использовать в свою пользу. А потому что религия является одним из инструментов господствующей идеологии, частью которой является мораль.
В чем заключается современная мораль правящего класса? Ответ на этой вопрос легко дадут либералы: конечно же в соблюдении прав человека! Равенство всех людей, права на жизнь, справедливый суд, неприкосновенность частной собственность, запрет на принудительный труд, а так же права на свободу собраний и свободу слова. Более честный и откровенный либерал обязательно, конечно же добавит, что право на жизнь не распространяется на коммунистов и бастующих рабочих. Право на честный суд распространяется только на тех, у кого есть деньги на адвоката. А труд в стране третьего мира за доллар в день, конечно же, не является принудительным. В сухом остатке, мы прекрасно понимаем, что основной моральный принцип правящего класса – это неприкосновенность частной собственности. Всеми остальными ценностями можно пренебречь. В этом контексте фраза из статьи «Свято место пусто не бывает», выделенная жирным шрифтом, звучит особенно карикатурно:
«Благосостояние всех наделенных сознанием существ и есть цель морали.
Зная, что именно следует называть благосостоянием и страданием, где на уровне мозга проходит граница между страданием и не-страданием, что и в какой степени влияет на поведение и т. д., мы можем создать универсальный свод правил, не меняющийся от одной трактовки Библии к другой, не подвластный географическим и культурным особенностям, но основанный на сугубо научных данных о том, как все мы устроены».
Далее в статье идет очень скучный и противоречивый текст, как же нам построить так мораль, чтоб она полностью соответствовала природе. По сути же нам предлагают старую мысль все того же Герберта Спенсера о том, что человеку необходимо раскрыть в себе все, что заложила в него природа, и тогда он будет полностью счастливым и свободным – а заложила в него природа, по мнению Спенсера, конечно же, тягу к обогащению, наживе и свободному рынку.
В конце концов авторы пришли к удивительному выводу – на самом деле ответ на то, как строить мораль можно найти в философии буддизма и познании трансцендентного! Эта идея взята из книги Сэма Харриса «Конец веры. Религия, террор и будущее разума», одного из отцов-основателей «Нового атеизма». Серьезная часть книги этого «атеиста» посвящена восхвалению буддистской морали в противовес кровавому исламу (необходимо отметить, что именно за счет вульгарного антиисламизма книга стала бестселлером в 2004 году). Всем этим почитателям буддизма неизвестно (или они сознательно игнорируют) как буддисты-монахи, будучи феодалами, издевались над своими крепостными, как использовали буддистскую этику, чтоб заставить работать по 16 часов в день, как эти монахи насиловали своих рабынь, убивали непослушных рабов и избивали детей – и все это существовало в том числе и в XX веке! На эту тему мы рекомендуем прекрасную работу Майкла Паренти «Дружественный феодализм: миф о Тибете» [8]. И, конечно же, либеральные атеисты-буддисты ничего не хотят слышать о геноциде мусульман в Мьянме, который в данный момент проводят представители «религии мира и добра» – буддизма.
Мы вынуждены констатировать, что первоначальная задача статьи НОЖа – деконструкция религиозной морали и попытка найти эволюционную мораль через науку – с треском провалилась. Очень невнятно пытались доказать врожденность и эволюционную роль морали, не был проведен какой-либо анализ религиозной морали. Вместо этого нам предложили сконструировать мораль через «науку», что в конце концов привело к философии буддизма и поиску трансцендентного.
Наша мораль
Итак, вопрос, как будет развиваться мораль, что заменит современную квазирелигиозную и лицемерную идеологию правящего класса, остается открытым. И раз существует идеология правящего класса, реакционная идеология, если есть его собственная мораль, то значит есть и мораль революционная. И на самом деле в любое время правящий класс должен приспосабливаться к классовой борьбе, идти на уступки, давать какие-то иллюзии, создавать новые ценности для сохранения своей власти. Большинство завоеваний «моральных ценностей» рабочего класса (трудовое законодательство, 8-часовой рабочей день, охрана труда, пенсии и пособия, формальное равенство мужчин и женщин, белых и черных) – и есть такие уступки идеологии буржуазной в пользу рабочего класса. Это завоевания революционной идеологии, революционной морали.
Причем, эта мораль может обличаться в самые разные формы. Так крестьянские восстания, вдохновленные порой наивно-коммунистическими ценностями облачались в форму раннего христианства – аскетического, проповедующего равенство всех перед богом. Одним из самых ярких представителей того времени был английский монах Джон Болл, произнесший легендарные слова:
When Adam delved and Eve span, Who was then the gentleman?
Когда Адам пахал, а Ева пряла, Кто дворянином был тогда?
Но мы, как научные социалисты, должны отвергнуть попытки строительства морали из религиозных постулатов (пусть даже эта религия может отражать мнение революционно настроенных масс), мы не должны пытаться построить собственную религию, собственные незыблемые моральные ценности или очередной «Моральный кодекс строителя коммунизма». Мораль коммунистов строится исходя из их цели: освобождения рабочих, уничтожения класса, построения коммунизма. Лев Троцкий так формулировал основные принципы революционной морали:
Средство может быть оправдано только целью. Но ведь и цель, в свою очередь, должна быть оправдана. С точки зрения марксизма, который выражает исторические интересы пролетариата, цель оправдана, если она ведет к повышению власти человека над природой и к уничтожению власти человека над человеком.
Значит, для достижения этой цели все позволено? саркастически спросит филистер, обнаружив, что он ничего не понял. Позволено все то, ответим мы, что действительно ведет к освобождению человечества. Так как достигнуть этой цели можно только революционным путем, то освободительная мораль пролетариата имеет, по необходимости, революционный характер. Она непримиримо противостоит не только догмам религии, но и всякого рода идеалистическим фетишам, этим философским жандармам господствующего класса. Она выводит правила поведения из законов развития общества, следовательно, прежде всего, из классовой борьбы, этого закона всех законов.
Значит, все же, в классовой борьбе с капиталистами дозволены все средства: ложь, подлог, предательство, убийство и прочее? — продолжает настаивать моралист. Допустимы и обязательны те и только те средства, отвечаем мы, которые сплачивают революционный пролетариат, наполняют его душу непримиримой враждой к угнетению, научают его презирать официальную мораль и ее демократических подголосков, пропитывают его сознанием собственной исторической миссии, повышают его мужество и самоотверженность в борьбе. Именно из этого вытекает, что не все средства позволены. Когда мы говорим, что цель оправдывает средства, то отсюда вытекает для нас и тот вывод, что великая революционная цель отвергает, в качестве средств, все те низменные приемы и методы, которые противопоставляют одну часть рабочего класса другим его частям; или пытаются осчастливить массу, без ее участия; или понижают доверие массы к себе самой и к своей организации, подменяя его преклонением перед «вождями». Прежде всего и непримиримее всего революционная мораль отвергает сервилизм по отношению к трудящимся, т.-е. те качества, которые насквозь пропитывают мелкобуржуазных педантов и моралистов.
Эти критерии не дают, разумеется, готового ответа на вопрос, что позволено и что недопустимо в каждом отдельном случае. Таких автоматических ответов и не может быть. Вопросы революционной морали сливаются с вопросами революционной стратегии и тактики. Правильный ответ на эти вопросы дает живой опыт движения в свете теории.
Итак, революционная мораль должна служить основной цели: уничтожению власти человека на человеком («Позволено все то, ответим мы, что действительно ведет к освобождению человечества»). По этой причине мы не скрываем революционный характер наших целей, мы не скрываем, что готовы прибегать к насилию к существующему режиму и его защитникам. Поэтому основой нашей морали является улучшение положения наемных работников, приближение и успешное осуществление коммунистической революции.
Но в то же время: «Допустимы и обязательны те и только те средства, отвечаем мы, которые сплачивают революционный пролетариат». Именно по этой причине коммунисты должны быть категорически против любых форм национализма, шовинизма, антисемитизма, ксенофобии, сексизма и гомофобии в рядах коммунистов и рабочих. Во многих «коммунистических» организациях принято игнорировать или даже оправдывать разного рода ксенофобские выпады. Обычно в этом случае говорится о том, что эти вопросы являются надстроечными, «второстепенными», ведь «все наладится после революции». Только возможно ли объединение рабочего класса в революционный субъект, когда этот класс разделен национальными или сексистскими предрассудками? С другой стороны, борьба с ксенофобией во имя классового единства жестко противостоит современной интерсекциональной идеологии, где борьба с различными формами угнетения является самоцелью, и вообще не ставит задачу объединения ради борьбы. Таким образом, мы действительно противопоставляем единство рабочего класса во имя единой цели вульгарной унификации рабочего класса с одной стороны, и бесконечному бесцельному разделению на идентичности, с другой.
Естественно, декларируя важность единства рабочего класса, невозможность оправдания революционностью разделение пролетариата, Лев Троцкий беспощадно критиковал и современный ему режим в СССР, где под прикрытием «революционной необходимости» происходило закабаление рабочего класса (ярким примером является «стахановщина» [9]), уничтожение лидеров коммунистического движения, запрет абортов, борьба с «реакционным мужеложеством», возвращение великорусской патриотической пропаганды в газетах и кино. Все это действительно возможно оправдать «революционной необходимостью»: социалистические женщины должны рожать, социалистическое государство необходимо интенсивно вооружать, пропаганда патриотизма должна помочь объединиться во имя спасения социализма и так далее. На практике же мы видим, что далеко не всегда революционная необходимость действительно была таковой. И в конце концов такая тактика (проводимая не только в СССР) привела к разрыву бюрократии и рабочего класса, росту неравенства и, в конце концов, приходу к власти карьеристов, реставрировавших капитализм. Таким образом, коммунистическая мораль говорит и о сущности будущей диктатуры пролетариата, где нет места угнетению рабочих во благо будущего коммунизма.
Но все же в вопросах морали мы действительно не имеем однозначных ответов и стратегий (можно напомнить, как тот же Троцкий предлагал безумную авантюру по превращению профсоюзов в армейский орган надсмотра над рабочим классом). Необходимо крайне внимательно проходить между Сциллой железной руки приводящей к счастью и Харбидой излишнего демократизма (как в Парижской коммуне, где месяц демократически составляли программу вместо решения задач обороны коммуны и революции во Франции).
Мы даем готовых рецептов о построении морали, мораль рабочего класса будет выкована в его победах. Но одно мы можем сказать точно – коммунисты должны решительно порвать с догмами о вечности и неизменности морали, о её биологичности или божественности. Интересы коммунистов – это интересы рабочего класса, и именно это и формирует нашу революционную мораль.
Ссылки
[1] https://knife.media/science-and-god/
[2] https://vk.com/@workdem-genetika-i-liberalnaya-ideologiya
[3] https://vk.com/page-104982051_50565002
[4] http://caute.ru/ilyenkov/texts/personab.html
[5] https://www.marxists.org/russkij/trotsky/1938/moral.htm
[6] https://en.wikipedia.org/wiki/Moriori
[7] https://ru.wikipedia.org/wiki/Батальон_маори
[8] http://left.ru/2008/6/parenti175.phtml
[9] http://levoradikal.ru/archives/16554
Дмитрий Ковалев