Лето нынешнего года прозвенело целым рядом «откровений» лидеров ведущих государств. Сначала у Владимира Путина либеральная идея «изжила себя окончательно», позже Дональд Трамп выразил сочувствие Владимиру Владимировичу, а Эмманюэль Макрон вообще стал радикалом и сначала выступил в МОТ против «захвата богатств немногими» и позже перед саммитом G7 заявил перед бизнесменами в Елисейском дворце о «деградации сошедшего с ума капитализма».
Конечно, после подобных выступлений глав государств либералы и либертарианцы спешат заявлять об «измене» либеральных политиков или сразу о «социализме», который так любят вешать на режим «коммуниста» Путина. Однако, действительный посыл вышеуказанных заявлений имеет прямо противоположную коммунизму цель. Да и самих уважаемых господ трудно заподозрить в проведении «социалистических» реформ. Все они ярые сторонники рыночной экономики и частной собственности.
Нынешняя борьба международных корпораций за передел мира усиливает и кризисные тенденции. Например, после недавнего заявления Трампа об очередном повышении пошлин на товары из Китая спад на мировых биржах привел к потере за сутки ведущей десяткой богатейших людей планеты 14 млрд. долларов. Растущая нестабильность и «затягивание поясов» стремительно отражаются на настроениях большинства трудящегося населения планеты, политический обман которого методами буржуазной демократии обходится все труднее. Поэтому капитализм прибегает к новому способу — правому популизму, эксплуатирующему разочарование масс в буржуазной демократии.
Впрочем, рост популярности правого популизма идет одновременно с ростом левого, что совсем не является противоречием. Общее это разочарование масс в буржуазной демократии. Левый политический флаг, заручаясь поддержкой организованного рабочего движения, обеспечивает проведение политики в интересах угнетенных масс и тем самым является последовательно демократическим. Правый популизм использует слепую ненависть толпы, переводя ее на самые простые объекты для выплескивания — национальную, религиозную или иную вражду между разными группами и слоями рабочего класса.
Компания выборов правого популиста Трампа сопровождалась резким подъемом популярности Бени Сандерса, открыто называющего себя социалистом в стране, где подобное слово было ругательством каких то 5-10 лет назад, и чуть было не победившего Хиллари Клинтон на праймериз Демократической партии. Тенденцию роста популярности левых символизирует и победа социалистки Окасио-Кортес в Палату представителей от Нью-Йорка, обошедшей мамонта-демократа, побеждавшего на выборах последние 20 лет. Но в общем и целом победа Трампа во многом определилась консолидацией против одиозной «демократки» Клинтон.
Приход к власти Эммануэля Макрона, чья предвыборная компания финансировалась крупными корпорациями(отмена налога на богатство после победы уже говорит сама за себя), происходил, наоборот, на фоне консолидации граждан против националистки Ле Пен. Но это второй тур. Первый тур ознаменовался совсем незначительным отрывом Макрона и Ле Пен от «ультралевого» популиста Меланшона, имевшего реальный шанс выйти во второй тур(их голоса в первом туре соответственно 24%, 21%, 20%). А сама Франция до сих пор кипит социальными протестами «Желтых жилетов».
В стране же Владимира Путина президентские выборы хоть и прошли с очередной «грандиозной» победой, которая стала заслугой не успешной политики «сглаживания» социальных противоречий, а успешной работой политтехнологов. Красный пенсионный протест, случись он перед выборами президента, мог бы привести ко второму туру. Низвержение «Единой России» на осенних выборах 2018 ясно демонстрируют настрой граждан. Впрочем, Путин и ранее позволял себе высказывания в духе «краха либерализма». Проводя зеркальную Западной внутреннюю экономическую политику, «отрицание» либерализма диктовалось конфронтацией российского капитала с западным за лучшее место в клубе великих держав. Острая форма противостояния, в том числе и в идейном поле, объясняется применением военной силы вместо экономической в виду слабости последней.
Бонапартистский режим в России своей долговечностью становится привлекательным для остальных «демократических» держав, естественно сталкивающихся с проблемой демократическими мерами противостоять растущей организованности рабочего класса, составляющего большинство любой страны мира. Сегодняшнее сближение России с евро-атлантическим союзом отнюдь не говорит о дружбе и доверии, или о желании расторгнуть внебрачный российско-китайский союз, а имеет целью показать классовое единство мирового капитала. А так же поставить российский опыт внутриполитической жизни в стан приемлемости и нормальности.
«Нужно отметить появление новых держав, значение которого мы долгое время недооценивали. Прежде всего, речь идет о Китае, а также о российской стратегии, которая, нужно сказать, реализуется последние годы с большим успехом» — из заявления евроатланта Макрона уже по завершению саммита G7.
Тренд сезона последних 30 лет после развала Советского союза, представлявшего альтернативу капиталистической системы и так или иначе заставлявшего капитал идти на уступки в метрополиях, либерализация экономики и отвоевывание социальных «гарантий» у пролетариата. Вместо того, чтобы улучшать социальную систему и сокращать рабочий день, капитализм плодит сверхбогатых, увеличивает их число кратно каждые 10 лет, ведет к концентрации власти и собственности в руках все сужающихся единиц. Коммерциализация медицины и образования, повышение пенсионного возраста, удлинение рабочего дня – это общемировая тенденция. Но той же мировой тенденцией является и возрастание активности, организованности и самостоятельности рабочего движения. Ответом мирового капитализма становится маска национального государства с сильной рукой, которой прямо можно будет давить протест угнетенных во имя капитализма, но без прикрытия демократией и либеральными свободами.
В среде критиков капитализма нередко встречаются социал-утописты, как правило религиозного толка, нападающие на ростовщичество и частную собственность, избавление от которых они видят не в движении вперед – к социализму, а в реставрации феодальных атрибутов: монархического строя, высокой религиозности, национальной ограниченности. В экономическом плане требованием выставляется государственный капитализм. Но в силу слабости данного движения оно прилипает к социал-реформистам и называет свой госкап «лучшими элементами социализма». Проторенная дорожка ведет к корпоративизму и солидаризму – доброй почве для фашистского террора против восставшего рабочего класса. Поэтому необходимо жестко очерчивать, что наше требование национализации и борьбы с капитализмом лежит через уничтожение буржуазного государства, этого оплота буржуазии. Без уничтожения организованного в государство капитала не может быть перехода к социализму, всякий иной путь – путь соглашательства с правящими, т.е. предательство.
Кончено, нас, коммунистов, трудно заподозрить в симпатиях буржуазной демократии или либерализму. Понимая всю ограниченность демократической системы при капитализме, ее прямую зависимость от денежного мешка и обслуживание интересов крупных корпораций, нынешний правый популизм простирает дорожку к радикальным правым режимам. Буржуазный класс всегда прекрасно чувствует опасность своему положению, заготовляя инструменты борьбы с массами на будущее. Борьба консервативных сил с демократическими институтами направлена главным образом на левые политические силы. В тех же США «либерал» может выступать и синонимом «социалиста», занимающего левое крыло Демократической партии, вот и Трамп, поддерживая Путина, приводит пример, что в США в органах власти проникают политики с социалистическими взглядами.
Стоит так же понимать, победа «социалистов», «левых», т.е. какой-либо широкой коалиции с размытой программой это победа соглашательства с правящим классом. Популизм по-сути синоним соглашательства. И в конце концов он призван спасать капитализм от гибели и взятия власти напрямую рабочими, установления ими своей классовой диктатуры. Задача коммунистической партии заключается не в отстранении от подобных движений, поднимающих массы на борьбу, а их критическая поддержка в рамках рабочего фронта против буржуа. Приобретение влияния внутри движения и завоевание руководящей роли, благодаря которой возможно будет опрокинуть продажных вождей.
Владимир Левин